Печать позора
Шрифт:
– Нет! – я все-таки сняла очки, и бросила их туда же, где уже валялись осколки разбившегося сердца. – Я не собираюсь мстить! Или делать кому-то больно! Да, вы предали меня! Но я не предатель! Какое вообще может быть удовольствие, смотря на близкого тебе человека, скорчившегося от боли, которую, к тому же, причинил ты?!
– Да, в этом нет удовольствия, - Николас скорчился, будто ему было очень больно. Он, сжав зубы, ударил кулаком по машине.
– Да, вы предали меня! Хотя, я вас очень любила! Я любила Вики, считала её самым близким мне человеком! Но она отвернулась от меня! И я любила
Я всхлипнула. Николас взял меня за плечи, притянул к себе. Его сердце тоже стучало, как сумасшедшее. Я прижалась щекой к его груди. Скоро его футболку можно будет выжимать.
– Зачем ты это делаешь? Для чего снова и снова вызываешь это во мне?
Его руки гладили меня по голове, волосам. Как-то бессистемно, с перерывами, путаясь в волосах.
– Прости, прости, прости меня, - шептал он мне в макушку.
Я чувствовала, как он покрывал ее легкими поцелуями. Так трепетно и нежно.
– Я не предатель, - снова повторила я.
– Поэтому не собираюсь предавать тех, кого любила. Конечно, если бы Вики присутствовала на избиении Яны, я бы не стала молчать. Яна сейчас мне дороже всех. Но ее там не было. Она не причиняла ей вреда. А то, что она сделала мне - это на ее совести. И не важно, есть она у неё или нет.
Николасу удалось меня успокоить. Было так хорошо чувствовать его тепло. Но я все же высвободилась из его объятий. Плакать больше не хотелось. Я только что открыто признала, что любила его. Мне должно было быть стыдно, но нет. Я даже гордилась собой.
– А ты... я уже говорила, что возбуждено уголовное дело по факту избиения. Тебя и тогда там не было, нет и сейчас, поэтому и имя твое даже не рассматривалось.
Глаза Николаса блестели. Что это? Слёзы? Я смахула свои, застывшие на щеках, подбородке.
– Я все-таки был прав,- Николас горько ухмыльнулся, при этом часто моргая.
– В чем же?
– Ты - синеглазый ангел.
– Нет, ты ошибаешься, - я провела рукой по татуировке на моем животе, Николас проследил мою руку взглядом.
– Я - всего лишь человек, поэтому и поступаю по-человечески. Боль за боль – это не будет моим выбором.
Николас не стал останавливать меня, когда я обошла его машину, продолжая свой путь. Слишком много откровений. С моей стороны. Я сказала очень много. Фактически вывернула свою душу наизнанку. А с его стороны – тишина. Я по-прежнему ничего не знаю о Николасе, о причинах его действий ни два года назад, ни сейчас. Просто пустота. Да, я вижу, что он хочет быть со мной. Николас все время рядом, просит прощения. Но барьер не преодолеть, пока он не раскроется мне. Пока я не пойму, что могу ему полностью довериться. Тогда в больнице Николас обещал рассказать мне обо всем, но он не торопится. А стоило бы.
Прошло уже две недели со дня избиения Яны. С каждым днем мне становилось все хуже и хуже. Я переживала. И не за себя. Меня больше всего волновала Яна. Мне казалось, что она морально раздавлена. Я не могла понять причину. Вряд ли избиение могло так
Тогда что?
Её здоровье улучшалось с каждым днем, но из больницы мистер Палмер не спешил её выписывать, говоря, что эти улучшения могут быть обманчивыми.
Все эти две недели я проводила либо в школе, либо у Яны. Домой я шла только, чтобы поспать, принять душ и переодеться. Я уходила, не позавтракав, чтобы не сталкиваться с родителями. А приезжала, точнее меня привозил мистер Палмер, когда они уже спали.
Мои отношения с родителями были натянуты, как никогда. Их упорное нежелание меня поддержать явно не способствовало установлению взаимопониманию. Они не хотели меня понять и принять, а я не собиралась идти у них на поводу.
Эти две недели Яна либо лежала, либо сидела. Она очень просила мистера Палмера поставить нам телевизор и DVD, но он упорно отказывал. Из-за сотрясения мозга Яне нельзя было сильно напрягаться. Но со временем все же пошел на некоторые уступки, и разрешил хотя бы слушать. Мы с Яной выбирали аудиокниги и наслаждались произведениями классиков. Иногда мы даже слушали книги на русском языке. Яна попутно рассказывала меня о своей стране, городе. Также пыталась научить меня русскому языку. Я была только «за». Мне очень нравится, как звучит русская речь. Она может быть абсолютно разной. Плавной и нежной или экспрессивной и грубой - в зависимости от твоих эмоций. Это очень круто.
Но ее душевное состояние не давало мне покоя. Я все же решилась спросить её. В тот день Яна выглядела очень расстроенной. Она отказалась слушать что-либо. И разговаривать о чём-либо. Я, как обычно, сидела на мягком диванчике, делала уроки.
– Что с тобой происходит?
– Я не знаю, - честно ответила она, хотя я вообще сомневалась, что она захочет разговаривать. – Просто на душе как-то не очень.
– Это из-за Маркуса?
Я уже видела, как Яна плакала из-за него на вечеринке мистера Палмера. Тогда я узнала, какие у них отношения. И, похоже, что ничего не изменилось.
– Он ведь не раз не навестил тебя?
Я спросила, но сама уже знала ответ. Маркус пропал. Последний раз я видела его в день избиения Яны. Я спрашивала у Николаса, но он также ответил, что ничего не слышал о нем все это время. Это было более чем странно. Я, конечно, отказывалась верить в то, что Маркус причастен к тому, что случилось с Яной. Слишком уж бурной была его реакция в больнице. Но я видела его в школе тогда. И то, что сейчас он куда-то пропал – наводило на некоторые сомнения.
– А должен был?- она горько усмехнулась. – У нас ведь был только секс. Никаких чувств.
– Но у тебя есть к нему чувства.
– Но у него нет….
– Я думаю иначе.
Я не говорила Яне про то, что Маркус пришел тогда в больницу, подрался с Николасом, так кричал, обвиняя его. Не могло быть столько эмоций у человека, если он равнодушен.
– Он ушел, - по щеке Яны потекла сначала одна слеза, затем другая. – Я видела.
Она пыталась остановить поток слез, вытирая из тыльной стороной ладони. Но у нее ничего не получалось. Тогда Яна просто закрыла лицо руками. Ей было больно плакать, так как грудь при этом дергалось, перелом ребер давал о себе знать.