Печать позора
Шрифт:
Я глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь сделать это как можно тише. В его машине пахло дорогой кожей, сигаретами и им самим. Тем самым мускусным ароматом, что до сих пор не даёт мне покоя по ночам.
Мы подъехали к воротам моего дома. Николас заглушил мотор. Я немного замешкалась, не зная, отдать ему рубашку или лучше все-таки не шокировать так соседей. Но если я сейчас не отдам ему рубашку, то когда? Вряд ли он ещё раз будет ко мне так близко.
Я все же решила отдать ему рубашку. Соседи и так считают меня последней шлюхой,
Я уже добралась до последней, когда услышала, как Николас резко и шумно вдохнул. Я повернула голову, он смотрел на меня. Его глаза потемнели. Я не знала, что это значит. Наверно, злится на меня. Его взгляд прошелся по мне с головы до ног. Скулы Николаса напряглись, будто он сжал зубы.
Неожиданно его рука повернула меня к нему, а сам он оказался слишком близко. Его нос коснулся моей щеки, дыхание теперь щекотало кожу.
Я замерла, стиснув зубы. К горлу подкатил ком. Я хотела отшатнуться, увеличить расстояние, да и вообще скрыться с его глаз. Но не могла. Вместо этого я сидела и ждала, что будет дальше.
Левой рукой он коснулся моей ключицы. Казалось, я перестала дышать. Его рука нежно и медленно скользила вниз между грудями, по животу, он расстегнул последнюю пуговичку, затем отодвинул рубашку в сторону.
Мое дыхание участилось. Теперь Николас видел меня полностью. Я сидела в его машине в нижнем белье и вместо того, чтобы послать его к чертям собачьим, нервно сглатывала.
Я должна была оттолкнуть его, дать пощечину, но вместо этого я наблюдала за ним и, как бы отвратительно это не звучало, наслаждалась прикосновениями его руки.
Николас повернул мою голову так, чтобы мы оказались лицом к лицу. Он пристально смотрел в мои глаза. Мои же глаза заволокла странная пелена, сквозь которую я мало что могла рассмотреть.
Николас положил правую руку на заднюю поверхность моей шеи, а большим пальцем надавил на скулу, после чего провёл им по ресницам левого глаза, опускаясь по носу к губам.
Господи, как же приятно.
Его левая рука прошлась по кружеву бюстгальтера. Я вздрогнула, когда он коснулся моих сосков сквозь тонкий материал. Дыхание Николаса учащённое. Его лицо было слишком близко, еще чуть-чуть, и его губы коснутся моих. Я прикрыла глаза, ожидая этого момента, понимая, что вновь пропадаю, подчиняясь его воле.
– Что это?
– услышала я вместо поцелуя.
Я открыла глаза. Николас проводил рукой по шраму на моем животе.
– Откуда у тебя это?
– выдохнул он.
Такое ощущение, что чья-то невидимая рука сжала сердце. Шрам снова заныл.
Николас посмотрел мне в лицо.
Нежели он не знал? Быть такого не может. Мне казалось, что все в школе знают об этом.
– Почему ты молчишь? Это шрам от достаточно глубокого пореза. Кто это сделал?
Я не собиралась ему отвечать. Николас игнорировал
Какой-то новый способ издевательства? Буквально полчаса назад он говорил мне все эти гадости про мою доступность, и вот уже действует словно герой из сказки. И я тоже хороша! Вместо того чтобы уйти, сижу и даю ему возможность прикасаться ко мне. От осознания этого факта меня вдруг затошнило.
– Это не твоё дело, - выплёвываю ему в лицо, затем с силой отталкиваю его от себя.
Я выскочила из машины быстрее пули. Резко стянула с себя рубашку, затем швырнула её в открытое окно мустанга.
Я ненавидела его за то, что он действовал на меня как наркотик, несмотря ни на что, и презирала себя за то, что позволила ему это.
Я вошла в дом. Было темно, мама давно уже спала, но в темноте я увидела силуэт, вздрогнула.
Кто-то проник в дом?
Спустя пару секунд я узнала этого человека.
В холе стоял папа. Он ошарашено оглядывал меня. Представляю, что он видит. Дочь пришла поздно ночью лишь в кружевном белье, да еще и босая, хотя обувь, конечно, ситуацию нисколько бы не исправила.
Он же не ожидает от меня объяснений? Я лишь хмыкнула и криво улыбнулась. Я молча обошла его и стала подниматься по ступенькам.
– Это машина Николаса Свена?
Браво, папа! Вместо того чтобы спросить, как так вышло, что твоя дочь вдруг оказалась практически без одежды, ты спрашиваешь, чья это машина.
Я обернулась.
– Да, - незачем скрывать, его машину и так все знают.
– Почему ты в таком виде вылезаешь из его машины?
Я удивлённо вскинула бровь:
– Ты задаешь вопросы? С чего бы это?
– Что между вами происходит?
Я не собиралась отвечать. Папа знал, что между нами уже произошло: весь город знал. И всё, что происходило потом, тоже было ему известно. Но он ни разу не подошел ко мне, не спросил, не поговорил. Сейчас я считаю, что у них нет права вмешиваться в мою жизнь - ни у него, ни у мамы.
– Что ты делаешь дома?
– Вопросы на вопрос - интересная игра.
– Разве у тебя нет дел в Майами?
– Жаки!
– Он слегка повысил голос.
Я, проигнорировав его, продолжила подниматься.
Я приняла душ, выкинула нижнее белье, чувствуя себя гадко. Я легла на кровать и разрыдалась, рука невольно коснулась шрама.
Боль - напоминание.
– Хватит!
– крикнула я.
– Хватит издеваться надо мной!
Почему им нравится загонять меня в угол?
Сару и её подруг я сравнивала со стаей гиен. Они не действуют по одному и нападают лишь исподтишка. Я всегда её недолюбливала, за Сарой не раз были замечены действия с ярко выраженным садизмом. Ей нравилось издеваться над слабыми - так она чувствовала себя всемогущей.