Печать Тьмы
Шрифт:
— При чем здесь этот нечастный, потерявший сына?
— Существо, оказавшееся в тюрьме, лишь телом было Морриусом. Как потом выяснили, внутри тела находился мозг риммейской говорящей обезьяны. Сам же чародей исчез, и одновременно в Мурлокских топях объявился тот, кого мы знаем под именем Мориса Вивисектора. Ну что, вы уже догадались, что произошло потом?
— Не очень, — честно признался юноша.
— Гипнот-самоучка, пылающий жаждой мести. Полчище крыс. Сумасшедший маг-вивисектор. Дети, похищенные из Гоммеля и пропавшие без следа. И вдруг откуда-то появляется новый вид
— Драть вас каббром, профессор! — едва не свалился с телеги Айвен. — Не завидую тем вашим студиозам, которые выслушивают подобные истории на ночь глядя…
— Кстати, а мы уже и почти приехали. Вон за тем пригорком стоят Скворушки, — профессор хлестнул Росинону, подгоняя ее, — Как раз к ужину успеваем.
— Надеюсь, что там есть приличный постоялый двор. Или приветливая крутобедрая вдовушка, которой нужно натаскать воды или дров нарубить. Вы как — дрова-то рубить умеете, а, господин профессор?
— М-м-м. Боюсь, что для физического труда я уже несколько староват.
— Значит, будете ей голову своими сказками историческими дурить.
— Простите, юноша, но все мои истории правдивы, и основаны на фактах!
— Вот именно так всем и говорите. Простой люд любит правдивые сказки.
Уже через двадцать минут телега катилась по широкой дороге, разрезающей селение надвое. Людей на улице было мало — в такую жару лишний раз свою голову под солнечные лучи подставлять дураков нет. Пара соседок-болтушек у колодца, одноглазый дед, стругающий ложки на лавочке, да стайка детишек, бегающих в "стражники-разбойники" с деревянными мечами и веревочными кандалами — вот и все.
— Эй, смотрите-ка, у них стражников втрое меньше, да и то — через одного или пугливая девчонка, или соплюш малолетний, в силу малолетства своего храбрый да глупый, — ухмыльнулся вор, — Все прямо как в жизни. Эй, мелочь голопузая! Ты по почкам его бей, чтобы не убег! — крикнул он, когда двое стражников ухитрились таки повалить "разбойника", который был на голову их выше и на пару лет старше.
— Это же дети! Чему вы их учите!
— Жизни учу. Вот отобьют ему сейчас всю воровскую романтику вместе с почками, а потом, глядишь, хорошим человеком вырастет. Семью заведет, дом купит, дело свое начнет. И будет честно заработанное в трактире спускать, прятаться за кружкою пива от толстой сварливой жены да семи орущих спиногрызов… Приехали! Вон постоялый двор.
— А как же вдовушка?
— Да ну ее. Знаю я этих вдовушек. Сначала ей воды натаскай, дров наруби, баньку истопи, веничком по румяному задку отхлещи, а потом бац — жрец, венец и свободе конец.
— Значит, постоялый двор, — согласно кивнул старик, неуклюже вываливаясь из телеги. Привязав лошадь, спутники вошли в лачугу, украшенную выцветшей вывеской с изображением грустной коровы оранжевого цвета. Судя по названию заведения, неизвестный художник пытался нарисовать на вывеске красного быка.
— Эй, уважаемый! Изобразите нам пожалуйста что-нибудь сытное, горячее и вкусное! — с порога рявкнул Айвен. — И комнату на двоих.
Вошедший следом профессор Ройбуш зацепился за порог и споткнулся, рухнув прямо на руки едва подоспевшего
— Я смотрю, твой друг в койке и утренней чашке рассола нуждается больше, чем в ужине, — хмыкнул стоящий за стойкой долговязый детина в засаленном переднике. Он протирал засиженную мухами кружку, но делал это с таким видом, словно в его руках огромный алмаз, а сам он — принц Берибейский. И мухи вокруг него кружили, судя по их размеру, не простые, а императорские.
— Он просто устал с дороги.
— Деньги у вас есть? — с сомнением осмотрел их долговязый.
— Да, есть, у меня есть, — выхватил из-за пазухи кошель старик, но не смог удержать его в руках. Кожаный мешочек упал на пол и раскрылся. Медные, золотые и серебряные монеты выкатились из него и попытались зазвенеть по полу, но тот был настолько грязен, что они просто прилипли.
Айвен упал на колени, торопливо собирая деньги и стараясь прикрыть их от посторонних взглядов, но не успел. К нему подскочил мальчишка лет восьми. Он схватил серебряную монетку, укатившуюся под стол, и, радостно засмеявшись, выбежал из трактира.
— Эй, а ну вернись! — вскочил на ноги юноша, — Помогите, нас обокрали!
— Надо же, какая ирония судьбы. Обворованный вор. Да ладно, молодой человек, пусть себе бежит. От меня не убудет, а малышу радость.
— Думаю, что скоро как раз убудет. Этот щенок видел, что у вас полно денег. А на шее у него татуировка рыбки-удильщика. Мальчишка — подмастерье у вора-карманника, и сейчас побежит рассказывать, что в селении объявился чудак, который в самом прямом смысле сорит деньгами. И нас обворуют.
— Давайте сперва решим те проблемы, которые у нас есть. Ужин и ночлег.
Так и сделали. Дождались ужина, молча подчистили его до последней крошки — торопясь до темноты доехать до селения, путники даже не обедали — и отправились в свою комнату. Второго этажа у постоялого двора не было, а ночлежные комнаты находились в невысоких гостевых пристройках, причем каждая такая комната имела свой выход на улицу, отчего в каждой гостевой было по четыре двери, а вот окон был явный недобор. Оставив Росинону в конюшне, они пошли устраиваться на ночлег.
— Да… У Бритвы пес есть, так вот у него конура просторнее, — вздохнул Айвен, грустно обводя взглядом свое временное пристанище.
— А вот мне как-то на раскопках одного мавзолеума приходилось в склепе ночевать. Слева кости, справа прах в урнах постанывает, а подо мною саркофаг…
— Хватит с меня уже ваших сказок страшильных, тем более на сон грядущий. Да и лениво мне болтать на полное брюхо. Давайте просто спать укладываться.
Юноша скинул на пол сумки с их нехитрым добром. Историк взял свою сумку и начал доставать спальные вещи, разбрасывая их по комнате и постоянно цепляясь то за мебель, то за Айвена, а то и вовсе за ровное место. Вскоре по комнате и шагу было нельзя ступить, чтобы ни обо что не удариться и не споткнуться. Махнув на беспорядок рукой, вор сунул в уши воск и улегся на кровать, предварительно сбросив на пол постельное белье сомнительной свежести и покрытый странными пятнами матрас. Уснул он, едва коснувшись головой подушки.