Педагогическая поэма. Полное издание. С комментариями и приложением С. С. Невской
Шрифт:
Галина Стахиевна поняла важную вещь: автору первой части «Поэмы» в 1927 году было тридцать девять лет, и он не имел ещё опубликованных книг, «но он не был начинающим писателем». Она подчеркнула: «Это был уже зрелый художник со своей литературной манерой, вполне владеющий сложными законами и искусством стиля и композиции». И, наконец, последовало еще одно признание: «Я не знала его другим, не знаю, когда и как с такой определённостью складывался его яркий и самобытный талант. Могу только сказать, что написанные им главы в том же виде и порядке, в каком он при мне впервые вынул из портфеля, вошли в первую часть и без изменений были опубликованы в „Альманахе. Год 17-й“ в 1934 году».
Читателю
В заключение нашего знакомства с материалом Г. С. Макаренко «Работа А. С. Макаренко над созданием „Педагогической поэмы“» обратимся к ее личной оценке первой части «Поэмы».
«Вчитываясь в живую ткань мыслей и слов этих глав, я – обыкновенный и скромный любитель литературы, может быть, впервые тогда совершенно реально восприняла сложную концепцию единства формы и содержания. Предельной искренности и глубине идей, образов и чувств Макаренко нашел художественное выражение в изысканно простом, очень сжатом тексте, в органически нерасторжимой связи мастерски подобранных слов, которые ясно и точно передают его мысли. Экономной целесообразностью словесной формы он придал прозрачность стилю, которая дает возможность читателю почти зримо чувствовать богатый авторский подтекст, – проникнуться настроением автора. Это придает особое музыкальное звучание тексту: лейтмотивы постоянно обогащены сложной оркестровкой.
Такой же целостностью отличается композиция этих первых глав, хотя казалось, трудно было тогда говорить о композиционном единстве такой незначительной части большого произведения. Но талантливо найденная Антоном Семеновичем с самого начала форма отдельных глав – новелл, давала основание уже в то время по части судить о возможностях целого. И вся эта творчески многообразно и полно осуществляемая гармония формы и содержания создает ощущение ритма поэтического произведения – поэмы в прозе».
В начале 1930-х годов А. С. Макаренко написал «Общий план» будущего романа-эпопеи, в котором действующими лицами должна быть история любви и дружбы Галины Стахиевны и Антона Семеновича, обозначенные в двух темах: развитие лица А. и развития лица Б., то есть самого Макаренко (А.) и его музы – Галины Стахиевны (Б.).
«Развитие этой жизни, – пишет А. С. Макаренко в „Общем плане“, – точно так же характеризуется преобладанием и силой мажорных тонов, презрением к пустомелям и верой в будущего человека и его жизнь. Ее любовь к А. – это не только любовь к мужчине, но и целая система гармонического мироощущения. Вот почему в последней части нет двух жизней, а есть одна сверкающая гармония двух людей, представляющих целое, единственное живое целое, ценное на Земле.
Эта мысль о великом значении пары людей есть мысль о новой семье, о новом человеке, о новом элементе человеческого коллектива. Эта мысль должна оттеняться рисунком еще двух-трех человеческих культурных пар, способных понять в каждом своем движении, что счастье людей не должно исключать счастья и благополучия человечества».
Известно, что в «Педагогической поэме» отсутствует личная тема: нет развития лица А. и лица Б. Тем не менее А. С. Макаренко вернулся к этому плану в 1938–1939 годах, когда писал новый роман «Пути поколения», который остался незавершенным.
В «Общем плане» педагог отразил главное – свое отношение к рождающемуся новому обществу, которое он олицетворяет с коллективом колонии им. М. Горького, то есть тем самым «изумрудиком» – первым ростком нового гуманного общества. Путь к этому новому обществу, к новому человеку-гражданину лежит долгий и трудный, требующий «глубокого сознания длительности
Педагог признавался, что вся его жизнь прошла под знаком Максима Горького – великого мастера мировой культуры, впитавшего в себя «квинтэссенцию того наилучшего, что создали самые светлые головы человечества». До самых последних дней Максим Горький оставался его учителем, который научил человеческой гордости, оптимизму, вере в счастливое человечество.
В год смерти А. М. Горького (1936) Антон Семенович писал, что нет анализа всего творческого богатства Максима Горького, но «когда этот анализ будет произведен, человечество поразится глубиной и захватом горьковского исследования о человеке».
Книги А. М. Горького, продолжал свою мысль А. С. Макаренко, не подскажут воспитательного метода, «но они дадут большое знание о человеке в огромном диапазоне возможностей, и при этом дадут человека не натуралистического, не списанного с натуры, а человека в великолепном обобщении». «Горьковский человек всегда в обществе, всегда видны его корни, он прежде всего социален, и, если он страдает или несчастен, всегда можно сказать, кто в этом виноват». «Горьковские герои неохотно страдают», каждый человек, даже отрицательный, у него хорош. Культурная и человеческая высота Максима Горького, «его непримиримость в борьбе, его гениальное чутье ко всякой фальши, ко всему дешевому, мелкому, чуждому, карикатурному, его ненависть к старому миру… его любовь к человеку – „мудрому строителю жизни“ – для многих миллионов живущих и будущих людей должны всегда быть неисчерпаемым образцом».
Называя себя представителем рабочей интеллигенции, А. С. Макаренко признавался, что после 1905 года имя Максима Горького было маяком для него и его современников. «В его произведениях, – писал педагог, – нас особенно покоряла исключительная жажда жизни, неисчерпаемый оптимизм, вера в человека, непреклонная убежденность в прекрасном будущем».
Творчество А. М. Горького «с его неисчерпаемым запасом мудрых наблюдений, доскональным знанием жизни, глубоким пониманием человека, творчество, проникнутое любовью к человеку и ненавистью ко всему, что препятствует свободному развитию человека», служило А. С. Макаренко не только образцом для саморазвития, но и примером того, как человек, пройдя через «дно», поднялся до высот культуры. Поэтому А. М. Горький стал тем идеалом, к которому нужно было стремиться его колонистам-горьковцам – бывшим несовершеннолетним правонарушителям и беспризорникам, которые тоже прошли через «дно» жизни. А. С. Макаренко сделал все возможное, чтобы Горький стал им дорог и близок.
Книги Алексея Максимовича читали все, по его пьесам ставили спектакли, день рождения писателя отмечали как самый любимый семейный праздник, в этот день ставили пьесу «На дне». Антон Семенович считал, что в этой пьесе звучит трагическая линия разрыва между «безжалостной обреченностью и душевной человеческой прелестью забытых „в обществе“ людей».
Колонисты с гордостью носили имя – горьковцы, гордились тем, что колония названа именем любимого писателя, гордились своей перепиской с Алексеем Максимовичем. Не случайно «Педагогическая поэма» имеет посвящение: «С преданностью и любовью нашему шефу, другу и учителю Максиму Горькому».