Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»
Шрифт:
В городском парке – открытый павильон столовой и при нем небольшая кухня. Этим учреждением пользуемся только мы по договору с северокавказким ГОРТом, поэтому нас не пугают никакие очереди и никакая толпа. В павильоне может поместиться сразу не больше восьмидесяти человек, поэтому мы едим в две смены. Сигнал, который играли на берегу, – сигнал предупредительный, коммунары располагаются на скамейках и откосах парка. Между ребятами считается дурным тоном заглядывать в столовую и стоять у входа в нее. В столовой вертится только дежурный командир со своим трубачом. Когда накрыты столы и все готово, трубач играет, и по этому сигналу собираются в столовую коммунары. Вторая смена будет приглашена
Лазарева одна из младших девочек, но она с большим трудом доставалась нашему коллективу. Года два назад она жила в детском городке. За плохое поведение и разлагающее влияние педагогический совет детского городка отправил ее в комиссию по делам несовершеннолетних правонарушителей, а эта комиссия прислала Лазареву к нам.
Лазаревой сейчас тринадцать лет. Это черноглазая девочка, серьезная и неглупая, но с капризами. Дисциплина для нее понятие абсолютно не священное, поэтому она всякое распоряжение и всякое правило считает себя обязательным только в том случае, если оно ей нравится. А если не нравится, она за словом в карман не полезет. Слово же у Лазаревой смелое и ядовитое. Вот уже два года Лазарева в постоянной войне с советом командиров, с общим собранием и со мной. В совете она грубиянит, поворачивается спиной и вспоминает отдельные проступки самих командиров. В общем собрании отмалчивается, а в разговорах со мной плачет и говорит:
– Вы меня почему-то не любите и все придираетесь. Для вас инструкторша что ни скажет, то правильно.
Я ей говорю:
– Да помилуй, ты же и сама не отрицаешь, что работу бросила и ушла из мастерской…
– Бросила потому, что она мне нарочно дает все петли метать, все петли да петли…
– Ты должна об этом заявить в совете командиров, а не бросать работу.
– Вот еще, буду в совет командиров с петлями… А в совете командиров что ни скажи, все не так…
Совет командиров иногда обрушивается на Лазареву со всей силой власти, отстраняет ее от работы, назначает в распоряжение дежурного командира, лишает отпуска, парадного костюма. Но я давно заметил, что репрессии для Лазаревой вредны, они только укрепляют ее протестантскую позицию. Нужно подождать, пока с возрастом у нее придет забвение о каких-то причудах первого детства, а может быть, и детского городка. Дело в том, что Лазарева очень мила, добра и послушна, пока ее что-нибудь не раздразнит. И еще у нее очень хорошая черта: она быстро забывает все обиды и все угрозы совета командиров.
Я подружился с ней еще в крымском походе. В пешем марше «вольно» мы с нею всегда идем рядом, и она может болтать о чем угодно, не уставая и не требуя от меня особенно глубокомысленных реплик. Она охотно вступает в спор и в таком положении, но это…
…
20
Люди и медведи
В Сочи мы застали целую кучу писем. Больше всех писал Соломон Борисович, и его письма мы читали на общем собрании. Собрание собиралось вокруг памятника Фабрициусу, погибшему в этой части побережья.
Соломон Борисович сообщал важные новости.
Первая: на строительстве не хватает людей, часть рабочих строительная организация перебросила на работу в совхоз. Корпус спален накрыт, но к внутренней отделке еще не приступили, главный дом разворочен, а дальше ничего не делается, производственный корпус сделан только до крыши, литейный цех только начинают…
Вторая: в Правлении, выделен товарищ, которому
Третья: начальником нового завода назначен инженер Василевский, а Соломон Борисович остается коммерческим директором; в коммуне работает группа инженеров в пять человек, они занимаются конструированием электросверлилки.
Четвертая: станки для завода достаем везде, где можно, выспрашиваем на харьковских заводах, в Одессе и Николаеве, в Москве, в Самаре, в Егорьевске… Соломон Борисович прилагал список станков:
Универсальный револьверный Гассе и Вреде,Четырехшпиндельный автомат Гильдемейстер,Револьверный Гильдемейстер П-40,Прецизионный токарный Лерхе и Шмидт,Вертикально-фрезерный Вандерер Д-1,Зуборезный автомат Марат,Зуборезный автомат Рейнекер,Плоскошлифовальный Самсон Верке,Круглошлифовальный Коленбергер,Радиально-сверлильный Арчдейль…(всего в списке Соломона Борисовича было до ста станков, считая и токарные).Пятая: к закупке оборудования для новых спален и одежды для новых коммунаров еще не приступали, отложено до того времени, когда возвратится коммуна.
Шестая: ремонт старых станков производится, но нужно прострогать почти все станины, и мало надежды, что эта работа будет закончена к 1 сентября.
Седьмая: в коммуне уже имеется легковой автомобиль, а шофером ездит Миша Нарский, автомобиль куплен в Автопромторге, скоро прибудет и грузовой автомобиль.
Восьмая: денег нужно много, получаем большой заказ на десять тысяч деревянных кроватей для Наркомздрава, но нет коммунаров и некому деньги зарабатывать и заказ этот выполнить.
Девятая: мало надежд, что перестройка главного корпуса будет закончена к 1 сентября, и поэтому коммунарам некуда приехать: нет спален, нет столовой, кухни, уборных – одним словом, ничего нет…
Коммунары были положительно придавлены этими новостями.
– Как это, к 1 сентября некуда приехать? Почему не перестраивается главный корпус?
– Они там просто волынят и саботируют!..
– Наверное, будет так, что завод окончат к следующей осени…
Скребнев особенно нервничал:
– Дела не будет, уже видно. Приедем домой – жить негде, учиться негде, работать тоже негде, а новеньких как принимать? Мы еще можем поваляться где-нибудь, а новенький валяться не будет, а дернет на улицу. Да еще и одеть не во что, ни постели, ни одеяла, а если со станками будут такие темпы, так совсем буза: «вандерер», «вандерер», а на поверку те же козы и соломорезки останутся.
Радовал только автомобиль в коммуне.
– Автомобиль – это груба, только, наверное, форд…
– А тебе что нужно?
– Мерседес, фиат, паккард!..
– Подождешь!
– Подожду.
Через день получили телеграмму: председатель Правления коммуны товарищ Б. уезжает в Москву на новую работу.
– Крышка коммуне!
– Чего крышка?
– Крышка, уже видно.
– Вот, понимаешь, терпеть не могу вот таких шляп. Крышка! У тебя так, честное слово, и крышки нет. Ты посуди, чего б стоило наша коммуна, если бы председатель Правления уехал, а коммуны нет!..
– Ну?
– Чего ну? Вот теперь, товарищи, докажите всем, и товарищу Б., что сделано ими настоящее дело. Поставили на ноги, и должны жить!.. А сколько остается в Харькове чекистов и других людей!