Педагогические сочинения

Крупская Надежда Константиновна

Современная школа с ее непомерной централизацией всего школьного дела теперь более чем когда-либо далека от этого стремления Песталоцци индивидуализировать преподавание. Может быть, ближе всего к этому требованию Песталоцци до последнего времени подходила Америка; Европа же главным образом в интересах контроля, старалась внести однообразие во всю постановку дела. Но если эта мысль Песталоцци совершенно заброшена, это не значит, конечно, что она неверна. Желающие реформы современной школы все чаще вспоминают о ней.

Все процитированное выше место из «Лингарда и Гертруды» о школе Глюльфи показывает, как тесно должна быть, по мнению Песталоцци, связана школа с жизнью. Школа должна готовить для жизни, жить интересами этой жизни, освещать все стороны ее, только тогда явится она могучим средством преобразования этой жизни, тем, чем хотел сделать ее Песталоцци. Но и средства воспитания школа должна черпать в самой жизни. «Жизнь воспитывает», – таков эпиграф одной из глав «Лингарда и Гертруды». На примере бональской школы Песталоцци старается показать, как

связать школу с жизнью, как воспитывать жизнью для жизни. Труд стоит в центре жизни народных масс, поэтому и центром воспитания в школе Песталоцци ставит производительный труд. Во 2-м приложении к «Швейцарскому листку» Песталоцци писал: «Человек должен искать обоснования своего миросозерцания в том труде, которым он обычно занят... он должен стремиться самостоятельно извлекать познания главным образом из своей трудовой деятельности... поэтому знания, сообщаемые всякому ребенку, должны концентрироваться около его трудовой деятельности». Труд формирует ум и характер человека. Говоря о влиянии условий труда на характер человека, Песталоцци указывал на то, что там, где земля требует грубой, напряженной физической работы, там крестьянин груб, пьет; где почва плодороднее, там характер у крестьянина мягче; крупный скотовод грубее мелкого собственника; батрак обладает иным характером, чем хозяин. Однообразная, механическая фабричная работа притупляет людей, лишает их воли. Отсюда Песталоцци. делает естественный вывод, что условия труда влияют и на детей. В конце XVIII в. детский труд применялся в самых широких размерах как в сельском хозяйстве, так и в домашней промышленности. Как эксплуатировались дети, в каких неблагоприятных условиях протекала их работа, как она тяжело отражалась на них, это Песталоцци прекрасно сознавал. В 1782 г. в «Швейцарском листке», в статье IX «О крестьянах», Песталоцци писал: «Места, где крестьянин для того, чтобы обрабатывать землю, должен мучить скот и людей, являются раем для предпринимателя, который заботится об одном лишь – о доходности своей фабрики. Тут находит он людей, которые до крови избивают своих пяти-шестилетних детей, заставляя их прясть и этим зарабатывать какой-нибудь крейцер. Мы видим это всюду, где хозяйства малодоходны, где у крестьянина мало лугов, также там, где его хозяйство задолжено или почему-либо иному приходит в упадок, где в деревне каждый рад отделаться от лишнего бремени».

Средством избавить детей от отупляющего действия однообразного труда, по мнению Песталоцци, является школа. Она должна осмыслить детский труд, сделать его средством развития в детях всесторонней способности к труду, научить детей самым разнообразным видам труда.

Мы видели, как стремится к этому в своей школе Глюльфи. Конечно, объем политехнических знаний, сообщаемых ребенку в школе Песталоцци, с теперешней точки зрения крайне ограничен, на нем лежит яркая печать мелкого производства, производства, в значительной мере рассчитанного на собственное потребление. Оно и не могло быть иначе в то время, тем не менее идея о необходимости знакомства с производством в целом, со всеми областями трудовой деятельности человека, притом знакомства не книжного, а практического, действенного, выступает у Песталоцци очень отчетливо.

В 1790 г. он пишет докладную записку графу Карлу фон Цинцендорфу (австрийскому государственному деятелю того времени, занимавшему видное положение и состоявшему в переписке с Руссо, Вольтером, Гельвецием), в которой развивает мысль, что .необходимо создать такие школы, где бы дети неимущих слоев населения путем изучения многих видов промышленности получали всестороннюю подготовку к труду, ко всем его видам. Он насчитывает три главные отрасли труда: земледелие, домоводство и обрабатывающую промышленность. Изучение их в школах должно быть поставлено практически, тесно связано с производительным трудом детей.

Песталоцци мечтал написать «Азбуку трудя», в которой были бы указаны постепенные упражнения для всех видов элементарных актов трудовой деятельности, как-то: бросание, переноска, толкание, размахивание, кручение и пр. Ребенок, выполняя эти упражнения, развивал бы свои физические способности и. приобретал гибкость движений, ловкость в употреблении своих органов, необходимые при выполнении любой работы.

В эпоху промышленного развития, которое разрушало старые формы народного хозяйства, делало существование каждого отдельного члена общества неустойчивым, зависимым от изменяющихся форм производства, естественна была мысль о необходимости подготовки не к какой-либо одной определенной профессии, а подготовки к труду вообще, к разным его видам. Сегодня человек занимается земледелием, завтра он теряет землю, должен идти на фабрику, фабрика закрывается, он вынужден приняться за какую-нибудь другую работу. Неустойчивость в источниках заработка особенно. давала себя чувствовать в конце XVIII в. населению, не знавшему раньше никакого другого труда, кроме земледельческого. Распад хозяйства превращал человека в беспомощного бродягу, неспособного приноровиться к изменившимся условиям и вынужденного влачить самое жалкое, голодное существование. Страховкой от изменчивости условий труда и было политехническое образование, на котором так настаивали и Руссо и Песталоцци.

Несомненной ошибкой Песталоцци было желание соединить с обучением не только производительный труд, но и заработок детей. Детский заработок связан с эксплуатацией детского труда, с истощением детских сил. Уже читая описание школы Глюльфи, чувствуешь, что тут не

все благополучно. С одной стороны, дети заняты пряжей «с утра до поздней ночи», с другой – обучаются садоводству, другим производствам, часовому делу и пр. На бумаге, в романе, можно было еще кое-как свести концы с концами, оставляя в тени тот факт, что «заработок» детей покоится на эксплуатации детских сил, но при первом соприкосновении с действительностью неизбежно должны были разлететься в прах все иллюзии на этот счет. Так оно и вышло, когда Песталоцци задумал осуществить на практике ту школу, которая у него была описана в романе. В 1769 г. он основал в своем имении Нейхофе на свои личные средства школу для бедных. Его ученики были в большинстве бесприютные, заброшенные дети, без всяких средств к жизни, без всякого воспитания, без умения и желания работать – дикие, озлобленные, часто полубольные зверьки. Песталоцци окружил их любовью и лаской и стал применять при воспитании их свой метод.

Производительный труд детей заключался в обработке фермы. При ферме Песталоцци устроил сыроварню и прядильню. Зимой дети пряли и ткали. Обучали этому детей несколько рабочих-специалистов, вполне знавших свое дело. Обучение происходило в духе Песталоцци, страстно стремившегося провести в жизнь свою идею соединения производительного труда с обучением чтению, письму, счету и вообще с общим развитием. Ни о какой эксплуатации детского труда, понятно, не было и речи. С точки зрения воспитания результаты получались блестящие: дети охотно и старательно работали, учились самостоятельно думать, приобретали много знаний и пр., но сама себя содержать школа была не в состоянии: хозяин был Песталоцци неважный, нерасчетливый, торговые дела тоже вести не умел, хотя и ездил самолично продавать продукты труда воспитываемых детей. По дело было даже не в том, что Песталоцци был плохим хозяином. При капиталистическом хозяйстве вообще заработок детей покрывает лишь отчасти стоимость их существования. Жить на заработок они могут лишь впроголодь, да и то лишь при условии, что вся рабочая сила ребенка, все его время будут целиком в распоряжении предпринимателя. Так было по крайней мере до издания фабричных законов, ограничивающих число часов детского труда. Во времена Песталоцци царила главным образом домашняя форма капиталистической промышленности, при которой эксплуатация детского труда достигла крайних размеров. Надеяться, что при таких условиях детский труд будет покрывать целиком и даже с избытком стоимость их содержания, было чистой утопией. И действительно, большую часть расходов на содержание детей своей школы Песталоцци приходилось покрывать из своих личных средств, а они были невелики. В 1775 г. Песталоцци вынужден был опубликовать «Просьбу к друзьям человечества о поддержке заведения, имеющего целью дать воспитание и работу бедным крестьянским детям». В результате удалось собрать 1400 франков. Их, конечно, хватило ненадолго. Песталоцци стал закладывать и продавать все, что мог, но в 1780 г. ему пришлось распустить свой приют, так как ему нечем было кормить ни своих учеников, ни свою семью.

Опыт Песталоцци потерпел крах. Поверхностные наблюдатели сделали вывод, что вообще производительный труд детей несовместим с обучением, и с легким сердцем предпочли школу учебы школе труда.

Сам Песталоцци гораздо вернее оценил причины своей неудачи. В 1782 г. в 1-м приложении к № 32 «Еженедельного листка» он останавливается на этом вопросе. Главную свою ошибку Песталоцци видит в том, что он стремился совместить производительный труд детей с торговлей, другими словами, что он взялся за ведение промышленного предприятия и в зависимость от его успеха поставил успех своего педагогического предприятия. Надо было, чтобы работа была направлена не на производство предметов для продажи, а на производство предметов для собственного потребления.

Говоря, что нельзя было ставить успех педагогического предприятия в зависимость от условий рынка, Песталоцци был совершенно прав. Но он был неправ, когда хотел, чтобы производительный труд детей ограничивался предметами собственного потребления. Если бы это осуществилось, такая школа была бы мелкой замкнутой хозяйственной единицей, оторванной от общей экономической жизни страны. Благодаря этому она была бы оторвана от живой жизни, чего меньше всего хотел Песталоцци. Кроме того, ведь речь шла не об одной школе, а о тысячах школ. Эти замкнутые мелкие производительные школьные колонии оказались бы вкрапленными в капиталистическое хозяйство страны и находились бы в полном противоречии с ним. Существование таких обособленных производственных единиц в недрах общей могуче развивавшейся капиталистической организации, покоящейся на принципе конкуренции, вовлекающей все и вся в капиталистический обмен, было такой же утопией, как и желание покрыть работой детей на предпринимателя стоимость содержания детей и в то же время сделать эту работу центром воспитательной деятельности.

Основная идея Песталоцци, выдвинутая им с такой силой, что центром воспитательной деятельности должен быть производительный труд, совершенно верна, вполне соответствует интересам рабочего класса и выдвинута теперь на очередь самим ходом экономического развития. Ошибкой Песталоцци было только то, что он мыслил этот производительный труд в той форме, в какой он существовал в его время: либо в форме работы на предпринимателя, либо в отживающей форме работы на собственное потребление.

Песталоцци мечтал о такой школе, которая удовлетворяла бы потребностям народных масс, охотно бы принималась ими и была бы в значительной мере созданием их собственных рук.