Пегас
Шрифт:
– Сумасшедшая, – проговорил он сквозь смех и вдруг осознал, как Кристиана провела два первых месяца беременности. Ходила по проволоке под куполом, пусть даже и со страховочной сеткой, вместе с ним скакала верхом, ездила на слоне и колесила из конца в конец Америки. Может быть, и поэтому тоже она так долго молчала: знала, как он отреагирует. – Подожди. Ни за что не позволю во время беременности исполнять твой безумный номер и участвовать в моем. Ради бога, подумай о здоровье. Не хочу, чтобы ты потеряла ребенка. – Николаса охватила настоящая паника. Никогда еще он не встречал такой бесстрашной женщины. Кристиана была значительно сильнее, чем казалась
– Не бойся, ничего плохого не случится, – невозмутимо ответила она. – Буду выступать, пока хватит сил. На проволоке меня никто заменит, да и тебе я нужна, тем более что в твоем номере можно выступать дольше, чем под куполом.
– Что? И родить прямо на арене, в разгар представления? Не разрешу!
– Разрешишь, – упрямо возразила Кристиана. – Не имеешь права запрещать!
– Еще как имею! И запрещаю! А твой отец знает?
Кристиана покачала головой.
– Не хотела говорить ему раньше, чем тебе. Это было бы несправедливо. – Уважительное отношение тронуло Николаса. – Но он возражать не станет. Когда мама ждала меня, выступала даже без страховки, – добавила Кристиана гордо.
– Замечательно! Значит, она могла упасть еще до твоего рождения! И что бы тогда было со мной? Кристиана, прошу… умоляю… не рискуй ни собой, ни нашим ребенком. Новой утраты я не выдержу. А что, если нам вообще взять отпуск на год и отказаться от гастролей?
– Невозможно. Нас сразу уволят. – Она, несомненно, лучше понимала царивший в цирке порядок, и все же одна лишь мысль о том, что беременная жена будет скакать верхом, стоять на спине Афины и даже балансировать на проволоке, сводила с ума. Николас пожаловался Галине, но в этот раз даже она его не поддержала, потому что тоже знала жесткие законы особого, безжалостного циркового мира.
– Кристиана права, – ответила она. – Работать придется едва ли не до последнего дня. Главное – не рисковать понапрасну. Да и почему бы не родить ребенка во время турне? Больницы есть повсюду. – Смириться Николас не мог, но и Кристиана тоже не уступала, и спор продолжался. Переубедить упрямицу никак не удавалось. Любящая и верная, она умела твердо стоять на своем, тем более что родственники, как и следовало ожидать, вовсе не спешили поддерживать зятя. Вокруг бегали дети, служившие убедительным опровержением его требований.
Наконец в марте, во время репетиций перед предстоящими гастролями, Кристиана согласилась оставить проволоку: фигура уже начала меняться. В своем номере Николас заставил ее ездить на Афине в седле, а не стоя на спине лошади. К тому же, чтобы скрыть растущий живот, пришлось надеть более свободный костюм. Кристиана была молодой и сильной, а потому смогла довольно долго удерживать форму, и все же в конце апреля, на седьмом месяце беременности, была вынуждена проститься с манежем. Инспектор предупредил зрителей о предстоящем отпуске любимой артистки и даже объяснил причину, но, несмотря на это, каждый вечер перед выступлением липицианов Кристиана выходила на поклон в свободном серебристом платье. Николас почтительно снимал перед ней цилиндр, а растроганная публика приветствовала аплодисментами. Но Кристиана все равно жалела о вынужденном перерыве в карьере.
– Чтобы оставаться на манеже до последней минуты, надо работать клоуном или жонглером, – насмешливо заметил Николас, с удовольствием наблюдая за многообещающими изменениями. Лукас с восторгом ждал появления нового члена семьи и очень надеялся, что у него будет братик. Николас тоже воодушевился. Рождение
Тем временем цирк переезжал из города в город, повинуясь привычному годовому циклу, а война продолжалась, подчиняясь собственным жестоким законам. В мае гитлеровские войска потерпели поражение в Северной Африке. Союзники набирали силу. В последние дни беременности Кристианы мир стал свидетелем жестокого разгрома варшавского гетто. Поскольку трагические события разворачивались в родной Польше, она приняла известие особенно близко к сердцу. Нацисты действовали зверски и систематически уничтожали евреев во всей Европе. Николас каждый день думал о том, что если бы остался дома, то ни его самого, ни детей давным-давно не было бы в живых. Скорее всего, мать тоже не избежала печальной участи.
В июне приехали в Санта-Барбару, и по обычаю Николас повез любимую в долину Санта-Инес. Правда, на этот раз останавливаться в отеле не стали: Кристиана стала слишком тяжелой и неуклюжей. К тому же назначенный срок миновал уже два дня назад, и Николас не на шутку встревожился. Волновался он намного сильнее, чем при рождении старших детей. Возможно, сказывался возраст. Потери последних лет тоже не прошли бесследно, да и Кристиана казалась слишком миниатюрной и хрупкой для столь серьезного испытания на прочность. Николас отчаянно боялся, что с любимой что-нибудь случится, однако сама она оставалась невозмутимо спокойной и постоянно напоминала, что ее мама и Галина рожали прямо в трейлере. На Николаса, однако, примеры не действовали, и он умолял ни в коем случае так не поступать. Для него существовал только один вариант: больница и квалифицированная медицинская помощь.
– Все будет в порядке, – уверенно пообещала Кристиана.
– Разумеется, но только в больнице, с доктором и акушерками. Прошу, давай не будем делать в цирке хотя бы это. – Николас не мог пустить на самотек такое ответственное, сложное и опасное дело, как рождение ребенка, и радовался, что последние три недели маршрут проходил через довольно большие приличные города: Санта-Барбару, Сан-Франциско, Портленд, Сиэтл, Спокан. Больница в любом из этих мест вполне устраивала заботливого супруга. Собственно, только поэтому он и позволил жене отправиться на гастроли. А она чувствовала себя великолепно, каждый вечер кланялась публике, наблюдала за выступлением и заботилась о Лукасе. Николас часто спрашивал себя, в чем секрет удивительной энергии: в натуре или в молодости. В двадцать шесть лет Кристиана все еще выглядела четырнадцатилетней девочкой.
Посмотрев на долину Сант-Инес со своей любимой площадки на скале, они пообедали в итальянском ресторане и поехали домой. Лукас остался ночевать у Галины. Он по-прежнему любил проводить время с Рози, хотя в одиннадцать лет она уже меньше напоминала мальчишку-сорванца и иногда вела себя совсем по-девчачьи, чем ужасно раздражала приятеля. К счастью, Лукас умел прощать, и дети оставались добрыми друзьями.
Вернув владельцу арендованную машину, они пешком пошли к своему трейлеру, и Николас с улыбкой посмотрел на жену: в последние дни она выглядела совсем как цирковой мяч с руками, ногами и головой. Туловище окончательно округлилось. Он любил обнимать ее по ночам и чувствовать, как толкается ребенок.