Пека о себе, или Футбол начинается в детстве
Шрифт:
Подходящим показался Киев, где к тому же была команда мастеров. По приглашению Михаила Бутусова и Константина Щегоцкого — тренеров киевского «Динамо», я с семьей отправился в дорогу, которая оказалась очень трудной. Поезда были переполнены. На полпути произошла какая-то авария, и наш вагон отцепили. Все пассажиры сумели перебраться в соседние вагоны, а мы остались ночевать на маленьком полустанке в темном вагоне. Проводник предупредил, чтобы свет не зажигали, так как бандитизм на железной дороге был обычным явлением. Он же помог на следующий день сесть на другой поезд. Нам шестерым, включая пожилую тещу, больную жену и трех детей (младшей было четыре года), досталось одно посадочное место. Я оставшуюся часть пути простоял в тамбуре на одеревеневших ногах рядом с вещами.
Приехав в Киев, мы не узнали город, сильно пострадавший
Во время войны на долю киевских игроков выпали большие страдания. Оказавшись в оккупированном немцами городе, прекрасные украинские мастера Николай Трусевич, Иван Кузьменко, Алексей Клименко, Николай Коротких стали участниками «матча смерти» со сборной «Люфтваффе» и после победы в нем были расстреляны. «Динамо» в послевоенные годы создавалось заново. Были приглашены несколько футболистов из Одессы, Ужгорода и других мест Украины, но они, конечно, не могли сравниться по уровню мастерства с игравшими в команде до войны. Заметными фигурами в ней были лишь полузащитник Виктор Севостьянов, с которым мы стали большими друзьями, и левый крайний Павел Виньковатов. И все же команда представлялась перспективной — в ней собрались молодые, дружные, дисциплинированные парни, нацеленные на овладение премудростями футбола.
На мою долю вновь выпала почетная и ответственная миссия — быть диспетчером, наставником молодежи и вдохновителем атак. Для того, чтобы бороться и побеждать более сильных соперников, приходилось пускать в ход не только все техническое мастерство, но и тактическую изобретательность, смекалку. Характерным в этом отношении является эпизод из встречи киевских динамовцев с ленинградскими одноклубниками. Я выполняю штрафной, устанавливаю мяч для удара, а ленинградцы формируют «стенку». В ней среди других двое — как мне известно, немного трусоватые по характеру. Поэтому бью в «стенку» на уровне их голов, зная, что они уклонятся. Так и происходит — мяч в воротах, а вратарь ленинградцев с возмущением кричит им:
— Что, струсили?
Оба футболиста понуро склоняют головы.
Выступили мы в сезоне 1947 года неплохо, заняли в первенстве страны почетное четвертое место, за что всем киевлянам были присвоены звания мастеров спорта СССР. В том же году выиграли Кубок Украины. Вскоре после этого начались разногласия между нашими тренерами Бутусовым и Щегоцким. Последний выполнял в команде всю черновую работу, проводил тренировки, бегал кроссы вместе с командой. Бутусов же всегда придерживался своеобразной позиции в подходе к тренировкам, считая, что с каким техническим багажом пришел игрок в команду, на таком уровне и будет играть, ибо в зрелом возрасте пополнить этот багаж невозможно. Ну, а раз обучать бесполезно, так и незачем тратить время на занятия. После успешных выступлений киевского «Динамо» в 1947 году Бутусову достались все лавры, включая большую денежную премию. А вот Щегоцкий остался обойденным. Разногласия между тренерами закончились в конце концов отъездом Бутусова в том же году в Ленинград.
После отъезда Бутусова, державшего игроков в ежовых рукавицах, в команде начались трения, разболталась дисциплина, что незамедлительно сказалось на ее игре в начале сезона 1948 года. Щегоцкого сняли с должности и пригласили из Москвы Михаила Сушкова — прекрасного тренера и человека, которому, однако, из-за мягкости характера также не вполне удавалось справляться с командой. Запомнился случай в палаточном лагере под Киевом, где проводился сбор. Игравший в дубле довольно бездарный вратарь, взятый из «Шахтера», напился пьяным и угрожал убить Сушкова, если тот не поставит его в основной состав. Испугавшись угроз, Сушков уехал в город, попросив меня провести тренировку. Я, разумеется, находился вне всяких группировок в команде, болея всей душой за ее успехи. Тем временем здоровье жены ухудшилось, душные киевские вечера только осложнили болезнь. Пришлось снова думать о перемене климата — таков удел всех страдающих астмой. В конце сезона, уже осенью, приехал из Москвы вместе со «Спартаком» брат Николай. Прямо с поезда прибежал к нам домой с наказом от Василия
— Не привезешь Петра — посажу!
Я подал заявление об уходе. Меня вызвали в ЦК Компартии Украины, спросили, в чем дело. Я объяснил все начистоту:
— Не подходит для жены климат.
А в шутку добавил:
— Да и стар я стал.
Мне говорят:
— Ну, насчет возраста ты брось — играешь лучше молодых! А вот насчет климата — тут ничего не поделаешь.
Заявление было подписано, я уволен, сидел на чемоданах, а телеграмма из Москвы не приходила. Вместо нее пришло приглашение от Бутусова, вернувшегося в ленинградское «Динамо». Я дал согласие, оформился в команду, получил подъемные, и тут пришла телеграмма из Москвы с приглашением в ВВС. Я постеснялся отказать Бутусову, да и потянуло на родину. Собрали вещи, простились с Киевом и уехали.
Вернувшись в Ленинград, мы не узнали своего родного города — так он изменился за годы войны. Как-то весь потемнел, дома выглядели облезлыми, грязными. Даже Нева не казалась такой прекрасной, как прежде. В душе — боль утрат, в жизни — сплошные житейские невзгоды. Моя квартира на Мойке пропала, как и квартира моих родителей на улице Чайковского — мать умерла в блокаду от голода, отец еще раньше от туберкулеза легких. Погиб на фронте старший брат Александр. Второй брат Иван прошел всю войну и, к счастью, остался жив, выпрыгнув из горящего танка. Тяжело болели после блокады сестры. Пропала квартира родителей жены — ее отца, морского офицера, убили какие-то мародеры, разграбившие всю обстановку. Погиб на фронте на Синявских болотах под Ленинградом единственный брат жены…
Нас поселили вдали от центра, на улице Благодатной, в доме, где жили почти все футболисты «Динамо». Поселили в коммуналке, хотя при переходе мне, коренному ленинградцу, обещали отдельную квартиру с учетом состава семьи, не говоря уже о моем положении ведущего игрока в команде. Потом выяснилось, что произошла подмена документов при решении квартирного вопроса, к которой приложили руки мои бывшие коллеги из довоенного «Динамо», занявшие теперь административные посты в этом обществе.
Неузнаваемо изменился стадион «Динамо» — стал каким-то неуютным, «чужим». Поле было совсем заброшено, газон крайне низкого качества. Изменились и болельщики — значительная часть старых ленинградских поклонников кожаного мяча погибла на фронтах или в блокаду. Восстанавливать Ленинград приехали совершенно новые люди из разных мест страны. Но самое главное — изменилась сама команда. По уровню мастерства она была средней. Вновь приходилось брать на себя роль лидера и дирижера, спасать престиж Бутусова. Считая здесь неуместной излишнюю скромность, скажу, что равных мне по мастерству игроков в команде не было. Многие молодые футболисты талантом не блистали, а Бутусов с присущей ему резкостью высказывал свое мнение им прямо в лицо.
Так, футболисту Собакину он говорил:
— Из собаки льва не сделаешь!
Но за неимением лучшего, тренеру приходилось мириться и с таким составом.
По возрасту я был старше всех, но по физическим кондициям не уступал молодежи, а по технике, разумеется, превосходил. И прежде всего потому, что по-прежнему много работал с мячом, бегал кроссы, свято соблюдал спортивный режим. Ну, а психологический настрой на игру у меня всегда был на высоком уровне. Любил перед игрой послушать музыку, пошутить. Это помогало освобождаться от нервного напряжения. Михаил Бутусов всегда приводил меня в пример молодым игрокам, которые часто «перегорали» еще до начала матча. Для поднятия настроения на сборах, случалось, я брал в руки гитару, под аккомпанемент которой пели мои партнеры.
Ленинградское «Динамо» той поры, несмотря на все усилия тренеров, оставалось заурядным коллективом. Эпизодически, правда, кое-что получалось. Так, запомнилась победа в 1950 году над «Зенитом», в воротах которого стоял Леонид Иванов. Пропустив четыре мяча, он в сердцах бросил на землю перчатки и сказал:
— Все, бросаю играть!
Или встреча с московскими одноклубниками, которые в последние годы моих выступлений в ленинградском «Динамо» ни разу у нас не выиграли. Матч проходил в Москве. Я плохо себя чувствовал и решил было ограничиться выступлением в дубле. Мы выиграли, а я забил гол в ворота молодого Льва Яшина. Однако Бутусов упросил выступить меня на следующий день и в основном составе. Мы непрерывно атаковали: