Пекарь-некромант. Часть 1
Шрифт:
Рынок приветствовал меня шумом голосов, ржанием лошадей, шарканьем ног.
И одарил излишним вниманием.
Ещё в прошлой молодости я бродил по одному из бесчисленных (в то время) рынков столицы моей бывшей родины — встретил там популярного киноактёра. Как ни прятал тот лицо за огромными чёрными стёклами очков, как ни изображал фонарный столб, но его узнавали у каждого лотка. И всякий продавец и покупатель на рынке норовили восторженно сообщить бедолаге, как обожают все фильмы с его участием (называли даже те, в съёмка которых тот не участвовал).
Сегодня на рынке Персиля в шкуре
Причём разглядывали меня не только женщины. Немногочисленные мужчины, бродившие вдоль прилавков, тоже посматривали в мою сторону. Своим любопытством сообщали, что представляют и кто я такой, и чем уже успел прославиться. Никакого намёка на мужскую солидарность в их взглядах я не заметил. А вот в глазах женщин разглядел и сочувствие, и любопытство, и интерес, и испуг — настоящий фейерверк эмоций. Вдруг осознал, что лишь невольное заступничество Белецкой мешало дамочкам разобрать меня на сувениры.
С рынка я позорно сбежал. Хотя надеялся, что со стороны моё бегство выглядело обычной спешкой: пекарь по-быстрому затарился продуктами и рванул выпекать хлеб. Я загрузил покупки в сетки-авоськи, выбрался из людской толпы. Скрылся в переулках от любопытных взглядов — лишь тогда позволил себе сбавить темп. Пот заливал глаза. В голове звучали звуки собачьего вальса (с чего вдруг его вспомнил?). Я сделал над собой усилие — восстановил дыхание. И зашагал дальше — уже чинно и спокойно: изображал респектабельного жителя города.
В Лисий переулок вошёл в хорошем настроении: пару раз успел подмигнуть встречным девицам — разглядел на их лицах игривые улыбки. Всё же ссора с Белецкой не сделала меня прокажённым. Подходил к пекарне — помахивал сумками, наполненными продуктами. Позвякивал медной мелочью в кошеле. Солнечный свет слепил, отражался в окнах домов. Ветер шумел под крышами, бросал мне в лицо ароматы цветов и лошадиного навоза. Клёны приветливо помахивали листвой, так и норовили отхлестать меня ветвями по лицу.
«Ты бы это… парнишка, погулял бы ещё, — раздался в моей голове голос мастера Потуса. — Не возвращайся пока в пекарню, етить её. Нечего тебе здесь сейчас делать. Ты хоть и лодырь, но… привык я к тебе ужо. Так что погуляй покамест. Сходи вон в «деревянный» город».
«С чего бы это вдруг? — спросил я. — Тебе там голову не напекло, старый? Вы там с Полушей не надышались на пару угарным газом? Или травку какую весёлую заварили? Я требую свою порцию! Мятный чай уже напрягает. Ну а твоё беспокойство, старикан, меня настораживает».
«Ждут тебя здеся, парень. Плохие люди ждут. Только что явились. Продавщицу твою напужали. Да и покупателей — тоже. Справлялись, куда ты направился. Лошка им всё про тебя выдала. Но ты не злись на неё. Баба — она и есть баба. Не ейное это дело — с лихими людьми бодаться».
Я сбавил шаг. Прищурился — взглянул на небо.
«Сколько их там?»
«Трое».
Я усмехнулся.
«Двое с носилками и один с топором?»
Мысль о том, чтобы отправиться на прогулку, сгибаясь под тяжестью купленных на рынке продуктов, не вызвала у меня особого энтузиазма. Бросил взгляд по сторонам. С десяток детишек разных возрастов (от трёх до примерно семи лет) возились под кронами клёнов. С шипением и фырканьем выясняли отношение местные коты — спорили за место под солнцем. Под окнами соседнего дома чесали языками две помятые бременем прожитых лет горожанки. Ни кареты, ни коляски, ни стреноженных верховых лошадей поблизости от пекарни я не увидел.
«Топора у них нету, — сообщил призрак. — Но большие ножички имеются у всех троих. Сваливай отседова, етить тебя, паренёк. Возвернёшься вечерком. Авось к тому времени всё успокоится. Не будут же они караулить тебя дотемна! Глядишь, к вечеру уйдут. Или заявишься к ночи в компании городской стражи — с первой звездой те устроят обход переулка».
Я представил, как буду слоняться с авоськами по городу — усмехнулся. Молоко и творог по такой жаре точно прокиснут. Накроются медным тазом мои творожные булочки. А я ведь ещё и плошку земляничного варенья купил — не пропадёт, конечно, но я представлял варенье внутри булочек, а не размазанным по корке хлеба. Да и Полуша расстроится: ведь обещал ему продукты для медовых батонов. Я покачал головой. Слишком уж многими проблемами грозила незапланированная прогулка в «деревянную» часть города.
«Кто такие? — спросил я. — Чего хотели? Что говорили?»
Сворачивать в противоположную от пекарни сторону я не спешил.
Да и не собирался этого делать.
Ответы на свои вопросы получил раньше, чем отозвался призрак.
Три хмурых здоровяка вышли мне навстречу из-за кустов, перегородили дорогу. Кто они и почему преградили мне путь, я понял почти сразу: узнал знакомого бородача — того, что приходил в мой магазин вместе с Мамашей Норой. У пояса мужчины, как и вчера, болтался здоровенный тесак — похожие железки я увидел и у приятелей бородача. Каждый из застывшей на дороге троицы возвышался надо мной едва ли не на целую голову. Я невольно приподнял брови. Непривычное ощущение: ведь я привык, что сам посматривал на других свысока.
— Здрасте, — проговорил я.
Сделал по инерции три шага и остановился. Едва не уткнулся в гордо выставленные пивные животы мужчин. Перезвон монет в моём кошеле затих. Не в первый раз в этой новой жизни я заметил, что перестал пугаться. Да и чего бояться после нескольких ночных встреч с поднятыми мертвецами? По дороге из Следков я повидал всякого — многое казалось не менее грозным, чем три застывших на моём пути молчаливых пузана. Мужики пока не подозревали, что бояться сейчас должны были именно они.