Пекло. Дилогия
Шрифт:
Да уж. Эксперимент удался на славу.
Я себя чувствовал в этот момент как школьник, который после очередной экранизации Годзиллы поспорил с друзьями, кто же сильнее, любимый динозавр или Кинг-конг. А в очередной серии с восторгом обнаружил, что все-таки Годзилла!
В общем, для нашей Годзиллы семидесяти килограммовый геккончик, – как пушинка. Наверное, так и буду ее называть.
Почесав затылок, я вызвал ячейку в которой до этого находился многострадальный ящер, и направился в сторону озера.
– Ты меня понимаешь? – спросил я,
На этот раз ответа не последовало, но я понял, что она все же ответила. Будто кивнула.
Что бы спросить?
– А что такое еть ош? Ты все время это повторяешь.
– Это имя. Первое слово, произнесенное матерью. Так рассказывала мать ребенку в яйце. – я отчетливо почувствовал горечь.
Твою мать! И здесь отличился.
Так, стоп, при чем тут мать. Не спорю, это первое, что я произнес, но я, блин, и не мать.
– А когда мать эм… успела тебе сказать это? Ну имя.
– Сегодня. – снова горечь. – Ты это сказала.
Черт!
– Но я не мать, я даже выгляжу по-другому. Черт! Да я же мужик, в конце концов!
– На тебе метка матери. Ты коснулся яйца, в тебе частица матери. Ты присутствовал при рождении как мать. Еть ош поставила отметку. Ты мать.
– Я… – коснувшись ладонью лба, я пробормотал, – бред какой-то. Я не могу быть матерью.
– Ты не Мать, но ты первый принял рождение. Ты есть отметка матери. Теперь ты мать. – я ощущал отчетливое раздражение, злость, разочарование. Весь комплект, которым она пытала меня накануне. Следом она добавила. – Ты мне не нравиться. Я бы убить тебя, но ты мать. Я не мочь тебя трогать. А ты оберегать меня и учить.
Мне по прежнему было ничего не понятно, но где-то на краю сознания картина стала обрисовываться. Наверное, подсказкой послужил тон, который вполне удачно заменял слово «ничтожество» в конце каждого предложения.
Видимо, у Беаров какие-то сложные обряды при рождении, частью которых мне посчастливилось стать. И тот плевок на самом деле предназначался ее родной матери. И уж точно он не заставил бы матку Беров валяться два дня в отключке.
Да уж, перспективы одновременно и пугают, и завораживают.
Размышляя об этом, я уже наполнил водой ячейку и, закинув в нее уже испытанный нож, принялся кипятить воду. Юная самка Беаров, повинуясь моей просьбе, сгрузила в воду тело ящера.
Решив не тратить время даром, я начал раздеваться в надежде смыть с себя грязь в озерной воде.
– Ты знаешь, где твоя мать? – скрепя сердце спросил я.
– Мать ушла. Дочь тоже должна была уйти, но осталась. Неподготовленная, неправильная, с неправильной матерью. – ее щупальца затрепетали, а полупрозрачные тентакли вдруг стали увеличиваться в объеме и длине. – Я слабая, я не умею, как стать матерью. Я должна уйти, но не уйду.
Я судорожно сглотнул. Волны переживаний, горечи, страха и обреченности разрывали меня изнутри. Кроме всего прочего, я чувствовал с ее стороны явное презрение ко мне.
Мне вдруг вспомнились слова
Мама. До меня только сейчас дошло, что она уже очень давно умерла. Похоже, химия, отключающая лишние переживания, выветрилась.
Собрав всю волю, я быстро взял себя в руки.
Я всегда считал себя представителем той породы людей, которые по-настоящему умеют это делать. Ну, брать себя в руки и идти дальше. Многие могут этим бахвалиться, выглядеть круто и альфа-самцово. Но как показывает практика, обычно именно спокойные невзрачные пареньки в моменты локального армагедона способны идти дальше, не обращая внимания ни на что. В частности, на слова крутых достигаторов, что, мол, все пропало и невозможно.
Возможно все, пока не остановился.
Не скажу, что я невзрачный, но я всегда иду вперед, насколько бы большой тупостью это не выглядело со стороны. Главное результат.
Вот, порассуждал про себя, и сразу стало легче. Это у меня такой способ эмоциональной реабилитации. Сначала дать себе пару секунд погрустить, а потом схватить себя за самые мужественные места, набрать полную грудь воздуха и, выдвинув челюсть вперед, идти дальше воевать.
– Я думаю, ты и сама сможешь подготовиться и научиться всему. – попытался я неловко ее утешить. – И вовсе ты не неправильная. Вон, какие у тебя… клешни.
– Дочь должна учиться у Матери сто циклов. Должна стремиться дорасти до уровня слабой матери. Должна учиться быть умной, сильной, сдержанной – затем последовали невнятные звуки. – В вашем примитивном языке нет большей части слов о том, чему должна учиться дочь. Я никогда не стану матерью. Я неправильная, не должна была родиться. Должна была уйти вместе с матерью.
Ее тентакли рванулись в разные стороны. Часть из них уперлась в пол и самка поднялась над землей, на несколько метров.
– Я чувствую себя сильной, но настолько глупа, что не могу понять, какая я на самом деле слабая. Я неправильная. Мать не научила.
По идее, все что говорила самка Беаров, могло бы показаться чушью или истерикой. Но я стоял с ней рядом и чувствовал всю глубину того, что она говорит. Так бывает, обычные слова, слышанные много раз, приобретая контекст, становятся настоящим откровением.
Несмотря на то, что я слушал жалобы монструозного богомола, во мне и правда стало что-то просыпаться. То ли родительский инстинкт, то ли стандартная мужская реакция утешить опечаленную девушку. Блин. Девушку…
В общем, сработало промывание мозгов, я готов быть мамой. Где там происходят обряд? Или что для этого нужно сделать?