Пеленг 307
Шрифт:
— Здравствуйте, мальчики, — осипшим от волненья голосом сказал Семен с порога. Плащ был застегнут неправильно: уголок воротника мешал говорить. Он стал расстегивать его и не смог, потянул. Верхняя пуговица с мясом упала на пол.
— Привет, старина, — сказал Феликс, соскакивая с подоконника. Он шел к Семену, снимая перчатки.
Семен принялся стаскивать плащ. Не рассчитав, задел рукой умывальник. Вода полилась в таз.
— Я каждую ночь видел вас всех во сне, а Ризнича, кажется, наяву, — криво усмехнувшись, сказал Семен.
—
Только сейчас Семен заметил, что на столе стоит ведро, из которого торчат бледно-розовые клешни вареных крабов.
Феликс не ответил Меньшенькому. Он цепко взял Семена пальцами за щеки. Диковатые глаза Феликса смотрели на него из-под припухших век. И Феликс показался ему далеким. Как в бинокле, если смотреть в него с другой стороны.
— Было очень плохо, старик? — тихо спросил Феликс.
Слезы мешали Семену смотреть. Он хотел сказать, что нельзя так долго болтаться черт знает где, хотел сказать, как ждал их и боялся. Но, помимо воли, из него перли какие-то другие, ненужные слова. Отбросив руку Феликса, он заходил по комнате, крича и размахивая кулаками, и нес чепуху.
Проснулся Мишка. Он сел на койке, тупо переводя взгляд с одного на другого, спросил;
— Чего он авралит?
Семен так бы и продолжал до утра, если бы не Кузьмин. Неожиданно просто тралмастер сказал:
— Давай посуду, Семен...
Нашлась только одна кружка. Свою Федосов увез в Рязань.
— Эх, молодо-зелено, — проворчал Кузьмин, вытаскивая из кармана пластмассовый складной стаканчик.
Семена силой усадили на кровать между тралмастером и Мишкой, еще не проснувшимся окончательно. Напротив устроились Феликс и Меньшенький. Ведро с крабами водрузили между коек на табуретке. Было тесно. Коленями Семен больно упирался в ребро табуретки. Феликс налил до краев обе посудины. И, поколебавшись, отставил стаканчик в сторону.
— Будем из одной, — объявил он и поднял кружку. — Старина, — обратился он к Семену, — мы неплохо тралили...
Семен перебил его:
— Костя, этот капитан не приходил в машину довертывать шурупы? — Он нажал на слово «этот». — Теперь капитаны знают, где и что довертывать!
Феликс нахмурился.
— За то, что мы снова вместе, — сказал он и выпил первым.
— Миша, — сказал Феликс Лучкину. — Ты останешься здесь. До нашего прихода. Твою вахту отстоят. Я скажу. А то этот осел начудит, на свою голову. Мы придем в десять. Нет, в одиннадцать, — поправился он, для чего-то посмотрев на часы.
Семен улетал домой. Это сделали Феликс и Меньшенький. Они пришли точно в одиннадцать. Феликс вынул из внутреннего кармана тужурки голубой авиационный билет и сказал:
— Твой самолет уходит завтра в пятнадцать часов по местному. Одевайся. Пойдешь с Костей в отдел кадров,
Семен не сопротивлялся. Ему даже стало легче.
У автобусной остановки Меньшенький вопросительно посмотрел на него и хлопнул белесыми ресницами:
— М-может, п-пешком?
— Давай пешком...
Он обрадовался:
— П-понимаешь, все никак находиться не могу, соскучился...
— Пойдем пешком, Костя.
— Завидую тебе. — Голос у Кости был тихим и грустным, — На материк, домой поедешь... А мой дом здесь... Я даже в Москве только п-про-ездом был... В детстве...
— Может быть, я не вернусь, Костя.
Он испуганно глянул на Семена сбоку.
— С-семен, ты вернешься... Эт-т-то, — он неловко повел рукой в сторону бухты, — въедается. Вернешься, Семен. Только осенью, к самым штормам...
— Как ты думаешь — завтра погода летная будет? — спросил Семен.
— Улетишь. Часок продержат на аэродроме, и улетишь.
— Почему часок? Я знаю — сутками сидят.
— Ты полетишь с Елизова, там другое дело. Южняк потянет — и п-порядок...
Начальник отдела кадров Красиков, шумный, какой-то взбудораженный, с веселым ожесточением накинулся на Баркова. Семен думал, что его будут расспрашивать. Но Красиков тотчас усадил его за стол и хлопнул перед ним листком бумаги. Пока Семен писал заявление об отпуске — ручка была тонкой и перо царапало, — он несколько раз выбегал из комнаты, шумел в соседнем кабинете и носился по коридору. Потом выхватил заявление, едва Семен успел расписаться, и умчался снова. Семен ждал его минут пять.
— Вот! Поезжай, механик, — радостно засмеялся он, словно не Барков, а сам уезжал в отпуск. — Поздравляю! Повезло!
— Спасибо, — буркнул Семен.
— Ты что — не рад?!
— Почему же, рад...
Красиков повел его к двери, приятельски положив на плечо свою пухлую розовую руку.
— Да, — спохватился он и вернулся к столу. Молниеносно перебрал кипу бумаг, выдернул оттуда один серый листок, нашарил конверт, свернул бумажку вчетверо и сунул ее в конверт.
— Это тебе, механик, на добрую память, — хитро подмигнул он.
Семен сунул конверт в карман и пошел по коридору.
На улице он достал конверт. На папиросной бумаге был текст какой-то радиограммы. Листочек истрепался — его немало потаскали.
«СРТ «Коршун» Капитану Федорову.
Состояние товарища Баркова внушает опасенье тчк Категорически необходимо ваше присутствие тчк Врач Гамберг».
По закорючке вместо подписи принявшего Семен узнал радиста с «Коршуна» и усмехнулся, вспоминая маленького доктора.
В аэропорт ехали на такси. Чемодан положили в багажник. Моросило. Щелкал стеклоочиститель, размеренно мотались по ветровому стеклу щетки. Впереди качалась залитая талой водой дорога.