Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
– Он не двигатется, - сообщил Марино.
– Вижу, - кивнул Долович.
– И давно?
– Несколько минут.
– Ладно, позвони в центр управления, они могут связаться с машинистом.
– Это я уже сделал, - обиделся Марино.
– Его пытаются вызвать по радио. Но он не отвечает.
Долович мог бы назвать целый ряд причин, по которым машинист не отвечает по радио, и главная среди них - того просто не было в кабине, он вышел наружу, чтобы поправить автоматическое защитное устройство, случайно остановившее поезд, или закрыть болтающуюся дверь. Случись что-то серьезное, машинист сообщил бы по радио диспетчеру, следящему за поездом. Но в любом случае он должен был доложить по радио
Продолжая смотреть на экран, Долович сказал Марино:
– Если он не новичок, причина, почему он не сообщил в центр управления, может заключаться в том, что у него испортилось радио. И эта ленивая задница не потрудилась поднять телефонную трубку. Последнее время все они слишком зазнались.
Когда он только начинал работать, такой роскоши, как двусторонняя радиосвязь, не существовало. Если у машиниста возникали проблемы, ему нужно было выйти из кабины, спуститься на полотно, идти к одному из телефонов, размещенных в туннеле через 500 метров, и звонить оттуда. Телефоны находились там по-прежнему, и ими можно было при необходимости воспользоваться.
– Этому сукину сыну нужно сделать соответствующую запись в личном деле, - буркнул Долович. Газы снова начали давить ему на сердце. Он попытался рыгнуть, но не смог.
– Что это за поезд?
– Пелхэм Час Двадцать Три, - ответил Марино.
– Смотрите, он начинает двигаться.
– Тут Марино изумленно повысил голос: - Господи Боже, он движется в обратную сторону!
Райдер
Когда Лонгмен постучал в дверь кабины, Райдер некоторое время подержал его снаружи, пока не расстегнул замки коричневой сумки и не достал оттуда автомат. Машинист онемел от изумления. Райдер отпер дверь, и Лонгмен шагнул внутрь.
– Надень маску, - Райдер подтолкнул к нему его сумку.
– И достань оружие.
Он выскользнул из кабины, прикрыл за собой дверь и стал рядом, держа автомат у ноги. В центре вагона, уже не стараясь остаться незамеченным, Стивер вытащил свой автомат из цветочной коробки, развалившейся почти пополам там, где она была перевязана и скреплена липкой лентой. В конце вагона от своей коробки разогнулся Уэлкам. Ухмыляясь, он водил дулом по вагону.
– Внимание, - громко сказал Райдер и увидел, как все пассажиры повернулись к нему, - не синхронно, но в зависимости от скорости реакции. Сейчас он держал автомат на сгибе руки, ствол лежал на правой, пальцы левой согнуты на спусковом крючке.
– Всем сидеть на месте. Никому не двигаться. Каждый, кто попытается встать или просто пошевелиться, будет убит. Других предупреждений не будет. Если шевельнетесь, вам конец.
– Он оперся о стену, так как вагон медленно двинулся вперед.
Каз Долович
Красные огоньки на большом экране замигали.
– Он движется, - сказал Марино.
– Вперед.
– Я и сам это вижу, - бросил Долович. Он подался вперед, обеими руками оперся на спинку кресла Марино и уставился в экран.
– А теперь остановился, - хрипло выдавил Марино.
– Снова остановился. Почти на полпути между станциями.
– Псих какой-то, - проворчал Долович.
– Ох, надеру я ему задницу!
– Все ещё стоит, - добавил Марино.
– Я намерен пойти посмотреть, какого черта там творится, - решил Долович.
– И мне наплевать, как он будет извиняться, все равно я надеру ему задницу!
Тут он вспомнил про миссис Дженкинс. Лицо её оставалось непроницаемым, но... Господи, - подумал Долович, - мне бы следовало следить за своим языком. Надо бы засунуть его куда поглубже. О чем они думали, когда разрешали женщинам сдавать экзамен на диспетчера? Как можно управлять железной дорогой без ругани?
Когда он открывал дверь, до него донесся возмущенный голос из динамика:
– Что, черт
Это был голос начальника движения, кричавшего в микрофон из центра управления. Долович усмехнулся, глядя на окаменевшую спину миссис Дженкинс.
– Скажи его милости, что меры будут приняты, - сказал он, обращаясь к Марино, и начал торопливо спускаться в туннель.
Райдер
На автоматы ушла уйма денег, обрезы, которые в их случае могли стать не менее страшным оружием, обошлись бы гораздо дешевле, но Райдер считал, что такие затраты вполне разумны. Его не слишком заботило, как они поведут себя в бою (было хорошо известно, что они - смертельное оружие на близкой дистанции, но с её увеличением бьют все более неточно, причем задирают пули вверх и вправо, так на 100 метрах почти бесполезны), он ценил их за психологический эффект.
Джо Уэлкам называл автоматы оружием, заслуживающим уважения, и даже со скидкой на его ностальгию по традиционному оружию гангстерской поры, он был прав. Даже полиция, прекрасно знавшая их недостатки, с почтением относилась к оружию, которое способно было выплевывать 450 разящих пуль калибра 0, 45 в минуту. И прежде всего им предстояло произвести впечатление на пассажиров, воспитанных на кинобоевиках, где автоматы буквально разрезают человека пополам.
В вагоне все затихло, если не считать стука колес на стыках - Лонгмен продолжал осторожно вести поезд по туннелю. Стивер, стоя посреди вагона, повернулся к Уэлкаму, находившемуся в его дальнем конце. Оба были в масках. Теперь Райдер в первый раз пересчитал пассажиров в передней части вагона. Их было шестнадцать. Дюжина с третью, так сказать. Но, бесстрастно их рассматривая, он в каждом видел индивидуальность.
Два маленьких мальчика с круглыми глазами размером с блюдце, скорее восхищенные, что им довелось стать участниками телевизионного боевика, развернувшегося в реальной жизни. Их пухлая мамаша, оказавшаяся перед выбором: упасть в обморок или броситься на защиту своих детенышей. Какой-то белобрысый хиппи со спадающими на плечи, как у Христа, волосами, такой же бородой, в шерстяном пончо в стиле индейцев навахо, с повязкой на голове и кожаных сандалиях с ремешками. Хиппи был в каком-то отрешенном состоянии либо пьян, либо накачался наркотиками. Плотная темноволосая девушка в какой-то невероятной шляпке. Дорогая проститутка? Пятеро негров: двое пареньков с пакетами почти на одно лицо - удлиненные, костлявые печальные лица с непропорционально большими глазами и крутыми белками. Лихой тип, смахивавший на военного, в берете, как у Че Гевары, и в накидке, как у Хайле Селасие. Мужчина средних лет, холеный, симпатичный, хорошо одетый, с атташе-кейсом на коленях. Полная спокойная женщина, вероятнее всего, прислуга, воротник пальто под чернобурку, не иначе подарок доброй хозяйки. Старик, седой, розовощекий, маленький и нервный, в кашемировом пальто, шляпе перламутрового цвета и шелковом галстуке. Явно ушибленная судьбой пьяньчужка в пальто неопределенного цвета и множестве юбок, невообразимо грязная и заскорузлая, сопящая в полубессознательном оцепенении...
И прочие типичные персонажи городского пейзажа. Если не считать воинственного негра, смотревшего на него с прямым вызовом, остальные пассажиры делали все возможное, чтобы выглядеть как можно безобиднее и незаметнее.
Неплохо, - подумал Райдер, - все они просто груз. Груз с объявленной ценностью.
Пол вагона дернулся у него под ногами, и поезд остановился. Стивер обернулся и вопросительно взглянул на него. Райдер кивнул, Стивер откашлялся и заговорил. Голос его звучал глухо и монотонно, неловко, как у человека, которому редко приходится говорить.