Пена 2

Захаров Николай Львович

– Этот десяток нам на три дня. А идти минимум дней десять. Придется взять, то, что есть. Как говорят русские – "не до жиру, быть бы живу".

– Хорошо,– понял его правильно обер-лейтенант и положил в его сидор еще пару десятков банок не деликатесных консервов. В свой мешок он сложил галеты и сухари, так что по наполненности они выглядели одинаково.– Мне хватит на десять дней этого десятка,– проявил летчик тут же свой аристократизм и фельдфебель, скрипнув мысленно зубами, вынужден был с ним согласиться.

– Хорошо,– кивнул

он, решив не конфликтовать, с потенциальной причиной получения Железного Рыцарского креста и великолепной отмазкой от провала поставленной перед его группой основной боевой задачи.

– Вы настоящий друг, Фриц,– расчувствовался Киттель.– Я этого никогда не забуду.

– Тогда спать, спать и еще раз спать. Силы нам потребуются ночью,– закрыл дискуссию Фриц и, устроившись по удобнее, смежил усталые веки.– Подежурьте пару часиков. Потом я. Держите часы,– установил он порядок дневальства и тут же заснул.

Проснулся Фриц, почувствовав во сне какой-то дискомфорт и тревогу. А открыв глаза, понял, почему их испытывал. Отто, измученный последними треволнениями, не выдержал и уснул сидя.

– Черт подери,– выругался фельдфебель и принялся шарить под ногами у обер-лейтенанта, в поисках часов, которые Отто, разумеется, выронил. Наступившие потемки не позволяли осуществлять поиски результативно и Фриц, мысленно перекрестясь /забыв, что он атеист/, включил на пару секунд электрофонарь. Часы, на его счастье, сразу нашлись, но удивили его своими стрелками, которые показывали пять часов после полудня. Фриц поднес механизм к уху и понял, какую оплошность совершил, забыв расспросить старлея-тыловика, во сколько он обычно заводил эти часы. Важность этого мероприятия осознает каждый немецкий ребенок с пеленок.

– Черт побери,– опять выругался Фриц и прикинув на глазок, выставил стрелки на десять часов, подсветив еще раз себе фонарем. В результате произведенных манипуляций, в часовом механизме что-то крякнуло и, заводной набалдашник с насечками остался в пальцах Фрица, вывалившись из корпуса. Фельдфебель попытался восстановить целостность механизма, но чертовы часы не пожелали принять штырь обратно, тикая при этом вполне исправно.

– И как теперь это заводить?– растерялся Фриц.– Что делать?

– Ничего не делать,– услышал он в ответ голос Отто.– Эти часы собирал идиот, у них завода хватает на десять минут.

– Десять минут – это очень мало,– огорчился фельдфебель.

– Один раз они тикали целых полчаса,– обрадовал его Отто.

– Что вы говорите?– не поверил своему счастью фельдфебель и, размахнувшись, собрался вышвырнуть русские часы, непредсказуемые, как все у этого народа, к чертовой матери, но Отто перехватив его руку, попросил:

– Фриц, подарите их мне. Если мы вернемся, то я стану их показывать своим друзьям. Пусть они посмеются и поймут, с какими варварами мы воюем.

– Держите,– протянул ему часы Фриц.– И рукоятку заводную не забудьте,–

сунул он ему в ладонь сантиметровый штырь с набалдашником.

– Ну, что вы – это же главная деталь,– Отто на ощупь вставил штырь в отверстие. Опыт, приобретенный им в обращении с этим механизмом, вполне уже это ему позволял проделывать. Сунув главную деталь во второстепенные, нажав и услышав, что в корпусе часов что-то щелкнуло, Отто обрадованно сообщил:

– Тут главное – наловчиться вставлять. Момент поймать нужно. Тогда он не вываливается.

– Желаю удачи,– буркнул фельдфебель с ненавистью вспомнив толстую рожу русского старлея-тыловика. А часы, будто обидевшись на критику, шли потом вполне исправно и без остановок двое суток, удивив этим фактом Отто несказанно.

– Надо же,– удивился он и удержался от критических замечаний, заводя часы в очередной раз. И зря. Часы, будто почувствовав доброжелательное к себе отношение и сочтя это за слабость, буквально выплюнули из своего корпуса штырь с заводной головкой, а через пять минут встали с мерзким скрежетом.

– Скотина,– выругался Отто.– Хорошо, что не взорвались,– съязвил он и часы затикали, хрюкнув пару раз с явным удовольствием.– Голову даю на отсечение, но этот механизм реагирует на негативное к себе отношение, как живой организм. Он начинает работать, когда его ругаешь,– высказал фантастическую версию Отто и немедленно проверил ее, выдав весь свой запас русских ругательств во всех падежах. В результате этого эксперимента, часы тикали потом трое суток. А Отто, заинтригованный их загадочным поведением не поленился, снял с ремешка и попытался вскрыть заднюю крышку. Но это ему не удалось осуществить. Фиксирующее заднюю крышку стопорное кольцо намертво прикисло в резьбовом соединении и сдвигаться не пожелало.

– Здесь что-то написано. Фриц, вас не затруднит прочесть и перевести?– обратился за помощью к фельдфебелю обер-лейтенант и тот перевел.

– Написано, что противоударные и влагозащитные. И еще, что там внутри 16-ть камней.

– Да что вы говорите? А я-то думаю, что там грохочет. А это камни, оказывается, ворочаются,– схохмил Отто.– Обязательно покажу их нашему механику Вилли Шнейдеру, он до войны работал часовщиком.

– Зачем вам показывать это дерьмо часовщику?– не понял исследовательского зуда, который накрыл обер-лейтенанта, фельдфебель.

– В них кроется какая-то загадка. Может быть, разгадав ее, я пойму лучше этот народ,– Отто выписал рукой в воздухе такую замысловатую кривую, произнося эту фразу, что фельдфебелю стало ясно – вопросы лучше не задавать.

– Им еще два камня не хватает – этим часам. На один положить, вторым расплющить,– проворчал он все же, не удержавшись. Но это будет потом, а сейчас Фрицу было не до часов. Вернее, как раз о часах он и думал, но не как о вещи, а как о явлении физическом. Нервничал и переживал, что упущено много.