Пенитель моря
Шрифт:
Некоторое время после ухода Пенителя Лудлов предавался глубокому размышлению. Все говорило за правдивость сообщенных корсаром сведений: поведение его, честность, способ, посредством которого он добыл свои сведения. Как ни брало молодого капитана искушение немедленно забить тревогу, но совет Пенителя был в точности выполнен. Двадцать раз он вынимал часы и столько же раз опускал обратно, решив ждать терпеливо нужного момента. Наконец он спустился на шканцы и подошел к одному человеку, повидимому, стоявшему на своем посту. Это был вахтенный начальник, мичман, которому едва минуло шестнадцать
— Рад, что хоть одна пара глаз открыта! — сказал Лудлов. — Ты единственный из всей вахты, который не спит.
— Я огибал этот мыс раз с пятьдесят, ваша честь, — отвечал старик, — и привык вставать с койки по первому зову боцмана. Молодые люди имеют и молодые глаза, а последние любят здоровый сон.
— На что ты смотрел сейчас в той стороне? Там ничего не видно, кроме волн.
— Там француз. Разве ваша честь не слышит?
— Решительно ничего! — отвечал капитан, внимательно прислушиваясь.
— Может-быть, это только так мне показалось, но я слышал с южной стороны шум, похожий на стук многочисленных весел об уключины. Очень естественно, ваша честь, что француз попытается проведать, что с нами сталось. Клянусь честью, я сейчас видел свет фонаря, или мое имя не Боб Клит!
Лудлов смотрел и молчал. Свет действительно показался с той стороны, где, как можно было предполагать, находился неприятель. Он то появлялся, то исчезал, наконец медленно поплыл вниз и, казалось, погас в море.
— Это значит, что фонарь снесли в лодку, капитан! — заметил, тряхнув головой, старый Боб Клит и, спустившись вниз, начал со степенным видом разгуливать по палубе.
Лудлов, погруженный в размышление, вернулся на шканцы и спустился в свою каюту. Через несколько минут он вернулся на палубу, при чем на лице его было написано выражение решимости.
Подойдя к спавшему мичману, он тихо сказал тому на ухо:
— Пора бить склянки, Ниф!
Лудлов и виду не подал, что заметил погрешность молодого офицера.
— Да, да! — бормотал бедняга, с трудом открывая глаза и заикаясь от смущения. — Прекрасная ночь, сэр! Океан спокоен, сэр. Я сейчас думал…
— О своей родине и матушке? Это обычно случается, когда мы молоды. Но теперь другие вещи должны занимать наши мысли. Позовите господ офицеров, сэр!
Когда полусонный юноша отправился исполнять приказание капитана, последний подошел к тому месту, где спал тяжелым сном старый Тризай. Он только слегка коснулся его
— Боюсь, твои раны не дали тебе покою, особенно в такую сырую ночь! — с участием промолвил Лудлов.
— Конечно, разбитая снасть не то, что здоровая, но так как я моряк, а не пехотный солдат, то жизнь корабля должна итти обычным путем, и мне незачем ложиться в фургон.
— Рад видеть, что ты не унываешь, дружище! Должен тебе сообщить, что наше положение серьезное: французы идут на нас в шлюпках и скоро уже будут здесь.
— В шлюпках! — повторил старый штурман. — Жаль, что не на фрегате! Когда имеешь дело со шлюпками, то простой солдат стоит офицера.
— Будь, что будет!
Сказав это, молодой капитан присоединился к группе офицеров, собравшихся около кабестана. В нескольких словах он объяснил им, в чем дело.
Выслушав внимательно своего капитана, офицеры разошлись, чтобы приступить к нужным приготовлениям. Шум шагов по палубе разбудил несколько старых матросов, которые и присоединились тотчас же к своему начальству.
За работой время летело незаметно.
Через полчаса Лудлов решил, что корабль готов к встрече незванных гостей.
Из двух пушек были вынуты ядра и на их место были помещены двойные заряды картечи. Несколько мушкетонов было расположено таким образом, чтобы можно было обстреливать вдоль палубы. На переднем марсе поместилось несколько лучших стрелков. Закурились фитили. Всем матросам произведена была перекличка. Когда, наконец, все заняли свои места, шум замолк и водворилась такая тишина, что совершенно отчетливо был слышен шум берегового прибоя.
Лудлов стоял вместе с Тризаем на шканцах. Отсюда он спокойно смотрел на небо, на океан. Был полный штиль. Изредка со стороны земли ощущалось легкое дуновение — предвестник ночного ветра. На небе, казалось, застыли громады облаков. Редкие звезды поблескивали порой сквозь их прорывы.
— Никогда мне не приходилось видеть подобной ночи! — тихо промолвил старый штурман, тоскливо покачивая головою. — Я считаю, капитан, что стоящий на якоре корабль уже наполовину тем самым ослаблен.
— У меня слишком мало рук, чтобы двигать все эти снасти. Наши силы должны быть всецело сосредоточены на защите. Не правда ли, слышен, как-будто, шум весел?
— Нет, это шум с берега. Тоскливая ночь сегодня, капитан, и звезд почти не видно! Никогда я не видел, чтобы ночные экспедиции кончались благополучно.
— Это, по крайней мере, не остановит тех, кто собирается напасть на нас. Положительно, я слышал стук весел!
— Это просто звук, который всегда слышится около берегов! — возразил старый штурман.
Лудлов прислушивался к какому-то звуку, доносившемуся с океана.
— Это дышит морская свинка. Звук столь сильный, что можно, пожалуй, смешать с китом, тем более, что эти животные — не редкость в здешних местах.
— Может-быть, это морская курица? Нет, тот же предмет появился с правого борта! Да это французы идут! Ну, счастлив тот, кто останется сегодня в живых!