Пентагон должен быть разрушен!

Березин Федор Дмитриевич

Однако не все так гладко. Те, поумневшие морячки, ведут атаку не только в лобовую. Что-то они там уже прокумекали за эту маленькую сухопутную войну, ибо…

— Сбой связи, — сообщает Радистка Кэт — Лиза Королева неожиданно синеющими губами.

— Они отсекли наш канал входа? — спрашивает Герман, вскидывая на собеседницу глаза, руками же продолжая прощупывать родной «плазмобой». Он серьезно готовится идти на подмогу ушедшим, а если не повезет, то сменять в заслоне тех, кто только минуту-две назад восседал тут ранее без особого дела.

— Нет, — растолковывает Лиза, — я все еще в цепи «Купера». Но что-то… Может, что-нибудь стряслось со спутником?

Имеется

в виду спутник связи.

— Глупость, — цедит Минаков. — Разве наши работают через один? Они ведь страхуются.

— А вдруг накрыли всю группировку, — предполагает Лиза, покусывая губу. — Разве не существует методов?

— Глупость, — повторяется Минаков и замолкает. Он ловит себя на том, что зачем-то непрерывно щелкает предохранителем туда-назад. — Что они там, бомбы взрывают? В смысле, в космосе? Просто перекрыли подозрительный антенный выход и…

— Я уже ищу другой, — поясняет Королева. — Так. Как думаешь, будет не слишком нагло выйти на наших через пентагоновскую сеть?

— Делай Лиза как хочешь. Наши гении как-нибудь после заделают эту прореху. — Герман все-таки убирает руку с откинутого предохранителя. Некоторое время они молчат, хотя, возможно, Лиза и дает комментарии. Но вокруг слишком шумно от происходящей поблизости стрельбы.

Потом вдруг что-то там, на Лизином экране, происходит, и Герман наклоняется к ней ближе, чтобы расслышать.

— Крейсер. О, даже линкор. Бразильский флот. А, это же известный «Дон Кихот». У него крылатые ракеты, — бормочет Королева на грани слышимости.

— Успеют? — спрашивает Герман, разглядывая высвечивающуюся на экране карту региона. Тут же, не отодвигаясь, шевелит сенсорами перчатки — производит расчет. — Если по прямой, то… Так? Ракеты у него наверняка старые — дозвуковые. Только на полет — получится семь-восемь минут. Нет, Лиза, мы столько не продержимся.

— Еще надо время на прохождение команды, — добавляет Королева хмуро.

— Подготовку к запуску?

— Да нет, наши тоже идут через цепи Пентагона, оттуда внедрение в сеть военно-морских сил Лесной Бразилии, по команде через штабы, затем антенна дальней связи и, наконец, радиоузел линкора, дешифровка, капитан, внутренняя цепочка команд. В общем, Герман, ты военный — тебе лучше знать.

— На, подкрепись, успокойся, — Минаков протягивает Лизе освобожденную от целлофана шоколадку из сухого пайка.

— А ты? — она нервно откусывает, продолжая смотреть в экран.

— Жуй, девочка. Куда их беречь? Если мы сейчас же не выберемся из этой сухопутной посудины, нам ничего не пригодится. Чудеса дважды не происходят. Если нас снова утрамбует в тюрягу военно-полевой суд, то…

— У него орудия — четыреста шесть миллиметров. Шесть штук, — сообщает Радистка Кэт.

— Добьет? — оживает Герман.

— Имеется небольшое количество доработанных ускорителями снарядов. Так что…

Лейтенант Минаков уже мнет свою сенсорную перчатку. Прямо в его зрачке красивая цифра — полторы минуты полетного времени. Даже если первый залп только пристрелка — то и тогда три с мелочью. Причем, никакое ПВО не способно перехватить эти полуторатонные сверхзвуковые болванки.

— Хоть бы у них получилось, — произносит Герман вслух. Молиться он не обучен.

103

Любитель лошадей

Сколько ты себя помнишь, ты всегда любил лошадей. И естественно, основополагающим изобретением человечества ты считал не какие-нибудь микрочипы, а приручение этого четвероногого. Главное, в чем твоим предкам

не повезло — по глубокому внутреннему убеждению, ты относил себя к инкам — ни в Южной, ни в Северной Америке не водилось таких копытных. Имелись только ламы. Но какой прок в этой живности непосредственно на войне? Максимальный вес, который она вынесет, — тридцать кг. Поскольку эльфы в Андах тоже не водятся, то ни в одной из Америк не должны были появиться всадники. Потому, когда они все-таки появились, это стало полным шоком для Сына Солнца Атуальпы и всех его подданных. Сто семьдесят семь испанцев, две пушки, а главное, боевые кони Писарро перемололи величайшую на двух континентах империю со скоростью электрической мясорубки. Что толку от двухсотпятидесятитысячной армии, если в ней нет ни одного конного?

Да, с того позорного разгрома миновало несколько эпох. Сейчас в большинстве стран мира конница считается атавизмом, архаичной экзотикой типа шотландских мужских юбок. Однако не за горами времена, когда одна заправка боевого или транспортного вертолета будет стоить столько же, сколько и сам вертолет. Как тогда прикажете делать аэромобильные броски? Так что очень даже умно, что некоторые, как ранее говорили, развивающиеся, а прямым текстом, слаборазвитые страны оставили у себя наследство Писарро по сию пору. В очень скором времени, когда последняя капля нефти капнет в ладонь последнего нефтяника, все так называемые развитые государства будут лихорадочно думать, как бы поаккуратнее перекроить корпуса убитых во цвете лет авто в изящные обводы карет? А главное, где набраться лошадок для этих самых хромированных экипажей? Неплохо за счет смешной архаики оказаться внезапно впереди планеты всей.

Тем не менее бог с ним, с тем будущим, пусть и не сильно дальним, но воспринимаемым из поры юности как звезда Бетельгейзе. Из той юности, когда не надо тебе другого занятия, чем вдыхать запах отцовской конюшни и нестись сквозь ветер, ощущая под собой такого же ликующего, как ты сам, зверя. Вопрос о настоящем.

Перу — страна горная. Очень даже не везде по кручам может пробраться колесная техника. Может, не зря предки-инки не приняли в пользование колесо? Но на плечах, как ни мучай их физкультурой, все равно не унесешь все необходимое для автономных боевых действий. Тут тебе и винтовочка, и паек, и одеяло, и гранатомет. Не помешает и переносной зенитный комплекс. Не говоря о компьютере и средствах спутниковой навигации. Война с обнаглевшими за множество поколений наследственными наркобаронами требует надежной предусмотрительности в оснастке. И тогда нет лучшего друга, чем ведомая под уздцы неприхотливая лошаденка. Куда до нее годной только на стрижку шерсти ламе.

И вот когда однажды ваша ферма, или, как ее называли в семье, «имение», внезапно приходит в упадок… Как-то даже не верится, ибо вроде все как всегда, и то же небо опять голубое, однако вас напрочь валит вроде бы понятное, но, по сути, таинственное слово — нерентабельность. И виноватое лицо старенького отца, ибо он действительно чувствует себя причастным. Хотя что, по идее, может поделать маленькая человеческая букашка с исполинскими процессами глобализации, идущими в большом, раскинутом за горами мире? Но разумеется, ты в свои шестнадцать лет абсолютистского воззрения на все и вся и правда веришь, что если папа считает себя виновным, то так оно и есть в действительности. И еще ты, разумеется, никогда, даже сейчас из уверенной зрелости, не прощаешь ему продажу, точнее дешевую распродажу с молотка тройки кажущихся самыми красивыми и родными в мире лошадок.