Пентаграмма
Шрифт:
— Ну и вонища сегодня будет, Харри! По телевизору обещали рекордную жару — после девятьсот седьмого.
Это кричал Али, сосед снизу, хозяин бакалеи «Ниязи». Как бы рано Харри ни вставал, они с братом уже работали вовсю.
Али поднял швабру и на что-то указал. Приглядевшись, Харри увидел кучку собачьего дерьма. Вчера вечером, когда там стояла Вибекке, его еще не было. Наверное, кто-то рассеянный выгуливал собаку утром и забыл убрать.
Он посмотрел на часы. Уже день. Через несколько часов у них будет ответ.
Харри глубоко затянулся. Смесь никотина и свежего воздуха наполнила легкие —
Потому что был день.
И начался он хорошо.
Действительно, как-то не верилось.
Харри заметил, что она обрадовалась, услышав его голос.
— Я переговорил с отцом. Ему это даже больше понравилось, чем Олегу. И Сестрёныш туда собирается.
— Премьера? — переспросила она с веселыми нотками в голосе. — В Национальном театре? Вот это да!
Иногда — как сейчас, например, — ей нравилось говорить с нарочитым воодушевлением, но Харри все равно был рад.
— Что наденешь? — спросила она.
— Ты еще не ответила: да или нет?
— Отвечу.
— Костюм.
— Который?
— Посмотрим… Наверное, тот, что я купил на Хегдехёугсвейен на позапрошлое семнадцатое мая. [19] Ну, знаешь, такой серый с…
19
17 мая — День Конституции Норвегии. Отмечается масштабными праздничными шествиями.
— Это ведь единственный твой костюм, Харри!
— Тогда точно его.
Она рассмеялась. Ее смех был таким же мягким, как ее кожа, и таким же нежным, как поцелуи, и Харри он нравился больше всего на свете.
— Тогда я за вами заскочу в шесть, — сказал он.
— Хорошо. Но, Харри…
— Да?
— Не думай, что…
— Знаю. Это просто поход в театр.
— Спасибо, Харри.
— Да было бы за что…
Она опять засмеялась. Холе знал, что, стоит ей прийти в нужное расположение духа, он может заставить ее смеяться над всем на свете. Они становились как бы одним целым. Одна голова, одна пара глаз. Даже говорить ничего не нужно было. Достаточно просто указать.
Харри заставил себя положить трубку.
Был день. По-прежнему хороший.
Было решено, что во время операции Беата будет дома у Олауг Сивертсен. Мёллер решил не рисковать, ведь объект (два дня назад Волер начал называть преступника «объектом», и теперь все стали следовать его примеру) мог обнаружить ловушку и внезапно изменить последовательность мест преступления.
Зазвонил телефон. Эйстен поинтересовался, как у Харри дела. Харри ответил «хорошо» и спросил, что нужно. Эйстен сказал, что ему просто хотелось узнать, как самочувствие. Харри смутился. К такой заботе он не привык.
— Спишь?
— Ночью спал, — ответил Харри.
— Это хорошо. А код? Разгадал?
— Частично. Теперь я знаю где и когда, но не знаю зачем.
— То есть ты можешь прочитать текст, но не понимаешь, что он означает?
— Вроде того. Разберемся, когда его поймаем.
— И чего ты не понимаешь?
— Многого.
— Ну так последовательно! Может, он систематик?
— Согласен, но почему бы не начать с большого? Может, в этом тоже заключается сообщение?
Эйстен хохотнул:
— Брось, Харри. Код, он как женщина. Либо ты его разгадаешь, либо сойдешь с ума.
— Ты уже говорил.
— Да ну? Смотри, какой я заботливый… Глазам своим не верю, Харри, у меня пассажир! Созвонимся.
— О'кей.
Харри посмотрел, как в медленном вальсе кружит сигаретный дым, и взглянул на часы.
Он сказал Эйстену не все. Кажется, остальные детали скоро станут понятны. Несмотря на ритуалы, в этих убийствах не чувствовалось ни ненависти, ни фанатизма, ни страсти. Ни любви, если уж на то пошло. Это-то и удивляло. Преступник действовал идеально, словно по учебнику или инструкции. Или даже механически. Во всяком случае, у Харри было ощущение, будто он играет в шахматы с компьютером, а не с воспаленным сознанием душевнобольного. Время покажет.
Он посмотрел на часы.
Сердце билось в такт с секундной стрелкой.
Глава 27
Суббота. Операция
Настроение у Отто Тангена становилось все лучше и лучше.
Подремав пару часов, он проснулся от жуткой головной боли и бешеного стука в дверь. Когда он открыл, в автобус ввалились Волер, Фалькейд из отряда быстрого реагирования и тело, назвавшееся Харри Холе и совсем непохожее на инспектора полиции. Первым делом они стали жаловаться на вонь внутри автобуса. Неудовольствие Отто испарилось, когда его угостили кофе (они принесли целых четыре термоса с этим живительным напитком), а уж когда они просмотрели записи, у него появилось то сладостное ощущение, которое всегда предшествует скорому появлению объекта.
Фалькейд сообщил, что вокруг общежития со вчерашнего вечера дежурят сотрудники в штатском, а кинологи обошли подвал и чердак, чтобы удостовериться, что там никто не скрывается. Входили и выходили только жильцы. Если не считать того типа, которого девушка из триста третьего на входе представила вахтеру своим парнем. Люди Фалькейда были на местах в ожидании приказов.
Волер кивнул.
Время от времени Фалькейд проверял связь со своим отрядом, но это Отто уже не касалось. Он закрыл глаза и просто наслаждался звуками. Вот щелкнула кнопка приема — секунда атмосферного шума, потом бормотание каких-то непонятных кодов, как будто большие дяди играют в разбойников.
— Всем приготовиться, — беззвучно прошептал Отто.
Он представил себе осенний вечер: вот он сидит на яблоне и шпионит за взрослыми в окно. Шепчет: «Всем приготовиться!» — в жестянку, от которой тянется провод к другой жестянке, которую за забором держит Нильс. Он аж подпрыгивает, услышав эти слова, если, конечно, уже не ушел на ужин. Впрочем, этот жестяной телефон никогда не работал так, как написано в «Походной книге бойскаута».
— Скоро начало, — сказал Волер. — Таймер готов?
Отто кивнул.