Пентакль
Шрифт:
Река наступала. Ни плеска, ни волн, только сырость стала заметнее. Вот исчезли перила моста, вот закачалась на гладкой хляби мельница, вот плеснуло на сапог шагнувшего вперед ротмистра…
– Потоплеников водяник позвал, – со знанием дела рассудил хорунжий. – Да и не без русалок тут. Говорил же: гаплык! Чаклунство упыриное!
– Отходим! Быстро! – Слово «отступаем» фон Клюгенау произнести так и не смог, зато с ходу одолел несогласный с ним согласный. – Штабс-капитан, поднимайте отряд – и р-р-рысью
Маленькие ласковые волны уже обнимали щиколотки. Блеснул сквозь воду горящий синим огнем девичий лик…
– По ко-о-о-оням!
Звезды над фуражками, и над стриженными по уставу конскими гривами звезды, и над темными кронами, и над пустой дорогой. Не отступает ночь, отряд отступает. Обратно, обратно, к той самой поляне.
Ставкы б з смэтаною стоялы,З лэмишкы з салом бэрэгы,В ставках варэныкы б стырчалы:Товсти, гарячи и пухки…С рыси на шаг перешли, потому и запели. Вовремя вспомнил Клюке фон Клюгенау об усталых лошадях – и о нужной дороге, которую в прошлый раз наверняка не заметили. Потому и останавливаться приказывал, и походный компас зажигалкой то и дело подсвечивал.
Ротмистр даже прийти в себя успел, пусть и не в полной мере. Если подумать, что за беда? Не туда свернули, лишний час проехали. Дело военное, вся ночь впереди!
Так и объявил нижним чинам. Про бочки же велел всем видевшим молчать – как и про реку, из вековечного русла вырвавшуюся. Хорунжему особо объяснил, что никакое это не чаклунство упыриное, а природное явление. Пусть и редкое.
Уси крыныци – з добрым квасом,Та й на пэчи, щоб нэ ходыть,Щоб чоловик з похмилля часомМог до бэзтямы його пыть…При слове «похмилля» штабс-капитан Вершинин на миг приободрился, но вновь поник головой. Совсем худо стало бедняге: бормочет, а что – не разобрать. И ротмистру было не до веселья, но он держался.
– Дозогный! Догоги не видишь?
– Есть тропа, вашбродь. Налево ведет!
Встрепенулся теперь и фон Клюгенау. Есть, значит, дорога. Не иначе она, нужная!
– Буй да Кадуй черт три года искал, а Буй да Кадуй у ворот сидел, – пробормотал Вершинин. Не без сарказма, зато внятно.
Фон Клюгенау подумал – и обиделся.
Лошадей решили не томить, подчиненных – лишний раз не смущать. Отряд на дороге оставили, как раз у перекрестка, на разведку же собрались втроем: ротмистр с вахмистром – и штабс-капитан в придачу. Оставлять Вершинина с нижними чинами было опасно, а вахмистра фон Клюгенау захватил в качестве специалиста по Малороссии. Взял бы другого, так негде.
Ехали рысью. Недолго, впрочем.
– Тихо,
Переглянулись Вершинин с вахмистром, кивнули разом. Что спрашивать, ясное дело, поют! И не просто, не про полтавского соцкого – душевно распевают, по-церковному.
– У пгавославных имеет быть пгаздник? – шепотом уточнил фон Клюгенау, лихорадочно вспоминая календарь.
– Видать, – только и вздохнул вахмистр. – Ох, господин ротмистр, какой уж в таком лесу календарь!
– Белозерские святки, тульские колядки, сибирский Велик-пост!
Штабс-капитан полностью разделял его сомнения.
– Впегед! Шагом!
Тронулись и сразу поняли: шире стала дорога. А после и вовсе исчезла. Была дорога – полем обернулась.
Широкое поле, до горизонта. И не пустое.
– Доброй ночи, панове! И вам, и родне всей вашей!
– Добгой ночи, господа!
Приложил ротмистр руку к козырьку и головой покачал. Было отчего: там пусто, тут густо. Идет толпа ночным полем к церкви, а еще одна с края противоположного тянется. Чуть не все поле в шапках и очипках. Мерно шагают, не спешат, поют негромко, по сторонам не смотрят. Только ближние самые поздних гостей заметили. Вежливые – первыми шапки сняли.
– Не большевики, – рассудил фон Клюгенау, постепенно успокаиваясь. – Но и не нужные нам Ольшаны. Обидно, конечно…
Ударил колокол – глухо, словно из-под земли.
– …Зато имеем полную возможность получить необходимые сведения.
– Уезжать, уезжать надо! – внезапно засуетился хорунжий. – Ой, трэба, панове! Ой, що зараз будэ!..
– По-великогоссийски излагать! – скривился ротмистр. – Штабс-капитан, опгосите абогигенов!
Вершинин изумленно поглядел на начальника, пошатнулся, попытался слезть с коня…
Получилось, хоть и с третьего раза.
– Лично загублю, паникег! Без всякого тгибунала! – шептал фон Клюгенау замершему в седле вахмистру, наблюдая, как пошатывающийся Вершинин беседует с «абогигенами». – Слышите, вахмистг? Загублю!
– Так загубили уже нас всех! – махнул рукой тот. – Помните, о чем красный дед толковал? Видать, колоброд даже гаплыка горше.
Потянулась рука ротмистрова к эфесу, но спас вахмистр паникерскую свою голову. Не сам – штабс-капитан Вершинин помог. Доковылял обратно, вцепился в край седла, чтобы в пыли не растянуться.
– Докладываю! Ольшаны не здесь – впереди, как мы и ехали вначале. Тут – Мертвецкий Спас. Церковь такая, господа. Покойники данного уезда получают духовное окормление… Эх, водки бы!
Не выдержал фон Клюгенау – ударил коня каблуком в бок. Если неправда, если опять философский бред, не посмотрит, что они с Сергеем фронтовые друзья!
Недалеко проехал – и десятка саженей хватило. И раньше бы сообразил, но темнота мешала. Что ночью различишь, кроме шапки и очипка? А как подберешься ближе, как наклонишься в седле…