Пентамерон Коттаччо
Шрифт:
Все после рассказа Егора оживились и развеселились, принимая правила игры. Ведь поначалу ребята на полном серьёзе вспоминали нескромные эпизоды своей жизни и уже собирались рассказывать нечто скоромное, но Егор задал верный тон…
Демьяну рассказ молодого человека тоже пришёлся по душе. Особенно он заинтересовался ролью кота Кусия в этой истории, всё переспрашивал детали и ухмылялся.
А вот Нерон явно был недоволен. Усы его печально повисли, левый глаз презрительно прищурился и кот, плотно подвернув передние лапы под себя, сурово нахохлился.
Непритязательная монограмма Елены расположилась перед следующим
Елена. «Больные ушки»
«В общем, рассказ мой будет довольно обыкновенным, многие бы и не назвали этот эпизод нехорошим. Но для меня он остаётся самым отвратительным. Заодно представляется прекрасный случай раскаяться.
Была у меня подруга Светлана, не сказать, чтобы очень близкая, скорее даже не подруга, а приятельница. Мы учились вместе до восьмого класса, потом наши пути разошлись, и мы долго не виделись. Я слышала, что она рано вышла замуж по великой любви, как говорили очевидцы, о которой только в сказках пишут, и объект любви – «принц» значительно старше её.
Так вот, встретились мы совершенно случайно. Я сразу после училища работала медицинской сестрой в процедурном кабинете детской поликлиники, куда мама Света привела своего маленького сынишку. У него болели ушки, и ему назначили процедуры прогревания. Ходили они регулярно, и мы со Светкой как-то наговориться не могли. Дома она скучала, муж всё время на работе, а у нас общие приятные школьные воспоминания… Ушки у её парня, конечно, выздоровели, ну а мы не могли так вот взять и расстаться. Договорились отпраздновать излечение ушек.
Светлана передала официальное приглашение от её семейства. Наконец-то не я была хозяйкой, ответственной за курицу!
Вылеченного сынишку они отправили к бабушке. К моему приходу на столе прямо скатерть-самобранка расстелена – всего вдоволь… Муж одноклассницы, действительно, оказался дядечкой в годах, с чуть заметным брюшком и со странностями, заметными гораздо сильнее, чем брюшко: он постоянно посмеивался над чем-то своим, ему одному ведомым. Скажет шутиху и сам же смеётся, забавно вскидывая глаза и кудахтая, мерзко ковырял вилкой в зубе, строил из салфеток кораблики и самолётики. На меня он особого впечатления вообще не произвёл. Удивляло, что Светлана прямо млела от его глупых шуток и благоговейно следила глазами за вилкой в его зубе. Глупая влюблённая дура…
Меня больше поразил их шикарный котяра породы мейн-кун по имени Лео. Величественный и холёный, огромный и строгий возлежал он на специальном для него устроенном ложе и сурово лицезрел наш скромный праздник. Его огромные лапы покоились одна на другой, рыжеватая манишка шелковисто кудрявилась, чуткие уши с небольшими кисточками, словно прислушивались к нашим разговорам.
Впрочем, слушать особо было нечего. Светлана быстро опьянела от счастья, доверчивости и неумения пить; наклюкалась и задремала прямо за столом. Супруг её неожиданно преобразился: перестал кудахтать, оставил все свои идиотские замашки…
«В глупости женщины высшее блаженство мужчины», – изрёк «мистер большая любовь», видимо, фразой этой выражая своё отношение к их браку.
Я тоже была не самой трезвой в тот вечер и захотела блеснуть знаниями: «О, вы любите Роттердамского, раз цитируете его «Похвалу глупости» ?!
Светланин супруг был немало удивлён. Слово за слово, и между нами завязалась оживлённая беседа, подкрепляемая периодическим звоном бокалов. Потом мы танцевали под какую-то попсовую мелодию, сопровождаемую слабым похрапывание
Как ни странно, но спас положение Лео! Каким-то чудом он уже возлежал на супружеском ложе и строгим, почти человеческим взглядом взирал на предстоящее безобразие. В общем, мужик как-то стушевался, замялся… Вдруг неожиданно в комнату ввалилась проснувшаяся припухшая Светлана. Она переводила взгляд с мужа на меня, потом на кровать, что-то соображая. Но на расправленной кровати лежал Лео!
«Вот, Светик, котика нашего показываю! Лёвушка здесь лежит, спит, посапывает, а мы песенку ему колыбельную поём-напеваем!» – мужик опять начал нести ахинею и нелепо кудахтать. Его снова, словно подменили… Лео издал какой-то странный рыкающий звук, и мы все спешно удалились из опочивальни.
Как я и говорила, ничего похабного не случилось. Но ведь чуть не случилось! Если бы не мейн-кун Лео, как бы я смотрела Светлане в глаза и лечила бы ушки её милого сынишки?»
Елена, завершив рассказ, покаянно вздохнула. А Демьян прямо порозовел до ушей от её повествования. Смеялся заразительно и снова переспрашивал детали, как возлежал Лео на кровати.
Как и после рассказа Егора, кот Нерон вновь выглядел недовольным. Усы его печально повисли, левый глаз презрительно прищурился и носитель звучного имени, плотно подвернув передние лапы под себя, сурово нахохлился.
Аккуратнейшая монограмма Анатолия увенчала следующий рассказ.
Анатолий. «Бабка-подглядка»
Несмотря на выпитое, этот застенчивый парень долго собирался с силами, чтобы начать рассказ. Видимо, он старался определить приемлемое русло, по которому польётся его повествование…
«В общем и целом, нить моей истории начинается тоже на празднике. Как это называется? Молодой отец обмывает новорождённого в приятной компании в то время, когда молодая мать отходит от этого радостного события, лёжа на казённой койке родильного дома.
Мои симпатии, конечно, на стороне молодой матери. Но справлять это радостное событие довелось с новоявленным отцом, который ещё ребёнка на руках не держал, но вид имел непомерно гордый. Он – создатель, зачинатель рода! Папашу распирает гордость, он готов расцеловать весь мир от радости, особенно от осознания, что ребёнок – мальчик.
Скажем так, молодой папаша – просто приятель, другом его назвать сложно. Моя роль в этой истории косвенная, но, на мой взгляд, очень некрасивая…
Итак, вновь явившийся на свет человечек был уже спрыснут, обмыт и переобмыт. Выпито было уже за каждый его маленький пальчик в отдельности. Вместе со всеми гостями праздновал и старый хозяйский кот со странным именем – Конищев. Приятель мой отличался весёлым и несколько хулиганским нравом, поэтому и котофею совал под нос бокал с пивом. Всех крайне веселило, как старый Конищев совал туда свой розоватый нос, а потом озабоченно отфыркивался и энергично встряхивал мордочкой. На обвислых усах поблёскивали капельки пенного напитка. Потом захмелевший котяра проделывал забавный трюк, пытаясь лапкой поймать всплывающие пузырьки. За здравие Конищева тоже пили, называя его и дядькой, и братом, и дедом новорождённого. По всей вероятности, коту такие застолья были привычны, и он с удовольствием сидел рядом с активно выпивающими гостями.