Пепел богов. Трилогия

Малицкий Сергей Вацлавович

Повелитель воды воздвиг на окружающих вершинах величественные ледники, устроил озера и реки, открыл родники. Повелитель листьев и стеблей вырастил за год вокруг города рощи и сады, раскатал по пустынной равнине долины и луга. Повелители огня и камня рассыпали по руслам рек золотой песок, наполнили ущелья вокруг города рудами и углем. Повелитель живых тварей выгнал в луга стада копытных, населил распадки хищниками. Повелитель полета наполнил небо птицами. Повелитель смерти оградил заповедную долину от болезней и невзгод. Повелитель света, крови и зрячий раздумывали над ловушкой для виновника, а скорее всего, хотели защититься от коварства странника, которое уже предчувствовали. Предчувствовали, но не могли остановиться, потому что зерна уже не только проклюнулись, но и пошли в рост.

Находилось время и для игр. За пределами уединенной долины среди чуждых колдунам туземцев властители воздвигли двенадцать крепостей, соревнуясь, кто из них сотворит крепость величественнее.

И каждый населил сотворенное им теми людьми, которые знали его имя в прежних странах, славили его и поклонялись ему как богу.

Кай и Каттими затаили дыхание.

— Однако много сказок я знаю, но каждая из них рано или поздно заканчивается, чтобы позволить начаться новой сказке. Подходит к концу и эта. Город в долине был построен. И храм в центре его, который властители наполнили колоннами от храмов со всех концов мира, тоже был построен. Затем властитель камня воздвиг на этих колоннах каменную плиту, а на ней поставил двенадцать престолов для каждого из великих колдунов. После этого зрячий, повелитель крови и повелитель света расчертили каменную плиту согласно составленному ими плану. Затем, убедившись, что странника нет поблизости, они собрались на крыше храма, именуемого в дальнейшем Храмом Двенадцати Престолов, подивились городу, живущему вокруг них, садам и снегам, озерам и облакам в небе и сосредоточились на главном — как избежать вероломства странника, поскольку хоть и был затуманен их взор, но слепоты так и не случилось. И тогда они выстроили линии силы так, чтобы никто не мог нанести урон им, пока сидели они на престолах. Ни колдовством, ни оружием, ни силами природы, ни течением времени и судьбы. Они выстроили линии силы так, чтобы огромный кусок этого мира, пока не завершится их разбирательство, был бы закрыт от живой плоти со всех сторон света, а также со стороны неба и со стороны земных глубин, и всякая магия в этих границах была бы невозможна или ослаблена до ничтожной. И призвали они для решения этой задачи все совокупные силы свои, которые до сих пор витали на границах того мира, потому как, соединившись с ним, могли поколебать его. Затем они выстроили линии силы еще и так, чтобы — пойди все не так, как должно, — сам город и вся долина будут окружены всеми их силами и всеми подвластными им сутями живого и неживого, которые станут охранять Храм Двенадцати Престолов до того мига, пока последний из них не сможет покинуть свой престол. Затем каждый из них выделил себе защитника из силы своей и поручил ему охранять себя. Затем мастер камней вырезал на престолах формы с изображением Храма Двенадцати и наполнил их прахом земным. И еще до прихода странника каждый из двенадцати смочил все их своей кровью, а повелительница света запечатала созданные обереги именем солнца, а повелительница крови назначила им возобновление до того мига, пока последний из них не сможет покинуть свой престол. И только тогда они заняли свои места, воззвали к страннику, а повелитель мрака отворил укрытие тела девочки.

— Это все? — чуть слышно прошептала Каттими, потому как замолчал купец Пай надолго. И даже волны и ветер будто замолчали тоже.

— Почти, — пробормотал купец так, словно последние слова давались ему с большим трудом. — Вскоре появился странник. На руках он нес девочку, которая выглядела так, словно смерть только что настигла ее. Только иней продолжал истаивать на ее ресницах. За поясом странника торчал каменный нож, и повелитель камней зашевелился на своем престоле, потому как на взгляд не смог определить камень, из которого было создано это оружие, но тут же забыл об этом. Между тем странник положил тело девочки в центр плиты и дал знак колдунам. Никто не услышал его слов, но каждый понял, что странник спрашивает — не боятся ли колдуны пролить свою кровь? Смешки были ему ответом, что значит отдать несколько капель крови для тех, кому подчиняются деревья и горы? Все шло так, как и должно было идти. Кровь колдунов смешалась под телом девочки, и странник вонзил в заледенелую рану на ее теле тот самый каменный нож. И каждый из двенадцати понял, что он в ловушке.

— В ловушке? — не понял Кай. — Почему?

— Оглянись, — усмехнулся купец. — Вроде бы ничего не изменилось. Если никто не может войти в Запретную долину, значит, она охраняется, как и задумано великими. Если границы Салпы непроходимы, значит, магия великих колдунов по-прежнему неисчерпаема. Но кому она служит? Что сделал странник, если великие уже тысячи лет прикованы к своим престолам? Если их защитники превратились в их надсмотрщиков? И даже их обереги стали их уязвимым местом? Что?

Купец замолчал. Отвернулся к волнам, поднял голову к мутному небу.

— И это все? — не поняла Каттими. — И что же сделал странник? Как он изменил колдовство? Зачем? Или это не он изменил его? Что это был за нож? И кто же все-таки убил девочку?

— Ее действительно убил один из двенадцати, — медленно проговорил купец. — Но это, наверное, история для другой

сказки. А эта закончилась в тот самый миг, когда нож пронзил тело девочки. В тот самый миг, когда все двенадцать узнали, кто убил ее, но тут же поняли, что это неважно, и из какого камня нож — неважно, потому что ключ интересен только до тех пор, пока дверь не открыта. Все закончилось, когда все великие перестали ими быть, поскольку все их величие оказалось приковано к двенадцати престолам, а они стали смертнее смертных, поскольку были обречены умирать раз за разом и помнить каждую свою смерть.

— Теперь точно все? — спросил Кай.

— Нет, — довольно замотал головой купец. — Есть еще много сказок! Ведь если колдуны и лишились большей части своей силы, измельчали с размеров быка до размеров муравья, они не перестали быть великими. Конечно, они не смирились. Или не смирились сразу. Об этом следующие сказки. О судьбе тех городов, что стояли в благодатных землях, которые давно уже стали гиблыми. О Холодных песках и храмах знаний, которые были построены там. О войнах с тати, которые ничего не могли сделать с тем, что их земли накрыл красный купол, но не хотели мириться с пришедшими вместе с великими колдунами на их земли людьми. О попытках штурмов Запретной долины. О попытках объединиться и построить великий город, от которого ныне в лесах некуманза, одичавших потомках строителей, остались одни развалины, и о магии, которую общими усилиями пытались возродить там колдуны. Кое-что им удалось, хотя тайна каменного ножа так и не далась хозяину камней. Уж сколько он сделал подобных тому ножу, сколько магии попытался в них вложить… Есть сказки и о возвышении одного из великих, результатом которого стало рождение богини Дикого леса, что и поныне дремлет за Хапой. Есть сказки о проникновении в этот мир той силы, что была обозвана потом Пустотой. О первых Пагубах. И о том, что на самом деле и ловушка-то была не такой, какой ее замышлял Сиват, недаром он закричал диким голосом, когда понял это. Кое-кто из великих успел остановить вознесенную над двенадцатью погибель. Хотя кто знает, что лучше — одна гибель навсегда или множество на время.

— Одного свитка будет мало, — заметил, не сводя взгляда с купца, Кай.

— Но если девочка была убита… кем-то, — запнулась Каттими, — почему она все еще показывается в городах Текана… И поет…

— Другая сказка, — глухо пробормотал купец, снова отвернувшись к садящемуся в море солнцу. — А теперь не сказка. В Ак пришла лихорадка. Самая страшная из лихорадок. Черная. Пагуба в этот раз затянулась. Такое уже бывало прежде. Хотя это как раз и хорошо. Значит, Пустота, кто бы ни прикрывался ее именем, уязвлена. Она напугана. Каждому городу будет суждено смертное испытание. Судя по тем трупам, что скатывались по Эрхе, Кета уже приняла на себя удар. Туварса еще примет или принимает теперь, хотя думаю, охотник, твоими стараниями этот удар ослаблен. Аку не повезло, и ты ему не поможешь. Когда вы с Каттими ходили по его улицам, акцы уже были накрыты смертным саваном. Сейчас болезнь уже дала о себе знать. Умрут девять из десяти. Многие из выживших будут убиты мародерами и грабителями. Черные пятна появляются на теле, потом лопаются, и человек понимает, что такие же пятна у него внутри. Три дня, самое большее — три дня, и его нет.

— Что же делать? — спросил Кай.

— Делай, что делаешь, — прошептал купец. — Экипаж кораблика болен. Только вы не ели из общего котла. Первые пятна уже появляются. За день до прихода в Хурнай все будут мертвы. В это время ветра дуют от берега, так что корабль мертвецов сгинет в открытом море. А вы должны будете в темноте спустить шлюпку и уйти. Сегодня же. Успеете. До берега сейчас меньше десяти лиг, ветра еще пару дней не будет. Видите искру впереди слева по курсу? Маяк. А днем берег будет уже радом. Собирайтесь. Только не касайтесь дверных ручек, когда пойдете в каюту за вещами. Я протирал их уксусом, но больше это делать будет некому. Дозорных сегодня боцман не выставит, а сам умрет к завтрашнему полудню.

— А ты? — прошептала Каттими.

— Я? — удивился Пай. — Я попробую вспомнить аромат былого величия. Что еще делать, я тоже болен. Хотя мог бы, конечно, и выкарабкаться, случалось и не такое, ну да ладно.

— Неку? — удивился Кай. — Я не чувствовал жажды.

— Людские обереги иногда действуют, — рассмеялся купец. — Но недолго. Могу ответить еще на один вопрос.

— Зачем надо было убивать всех Уппи в Кете? — вдруг прошелестела, прошипела Каттими.

— Чтобы сократить дорожку к той Уппи, которая была нужна твоему избраннику, — отчеканил Неку. — И запомните, если будешь бояться раздавить муравьев на дороге, никуда и никогда не придешь.

Говоря эти слова, купец распустил рубаху на груди, вытянул висевшую на бечеве глинку, стиснул ее в кулаке и вдавил угол в грудь. Брызнула кровь, и почти сразу языки мглистого сумрака смерчем затянули фигуру купца и без единого звука, исключая скрежет его зубов, унеслись к красному небу. Только пятно инея осталось на палубе.

— Эй! — донесся простуженный голос боцмана с мостика. — Что там? Что за дым? На палубе ничего жечь нельзя! Что же за ломота в костях, Пустота их задери. Я все правильно объяснил?