Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945

Гранцов Клаус

Отправлять из лагеря можно только почтовые открытки, вся почта проходит цензуру, поэтому ничего плохого о пребывании здесь писать не приходится. Но сегодня рано утром мы все были ошеломлены: от жестокой ангины умер один из ребят — здешний врач вовремя не распознал болезнь и считал его просто симулянтом. Так что здесь может случиться и такое! Теперь кое-кто из нас назначен в наряд на погребение с отданием почестей. Но для этого были отобраны только крупные парни с большой головой, причем отбор шел по размерам наших шапок (которые здесь называют «жопа с ручкой») — необходим был размер больше шестидесятого.

Тем временем я сижу в бараке и пишу свои открытки папе и маме, Вальтрауд, Муку и Ханнингу Пролю,

который хотел прислать мне наждачную бумагу для зачистки штыков лопат.

Ребята из Рейнской области оказались хорошими товарищами, они также уже послужили во вспомогательном составе люфтваффе.

Служба длится весь день. Свободного времени у нас почти не бывает. Однако еда немного лучше, чем в береговой обороне. Поэтому мне не удается выкроить достаточно свободного времени, чтобы вести в дневнике подробные записи. К тому же мы много говорим о времени нашей службы на флоте, которую теперь вспоминаем самым лучшим образом.

Сюда я привез с собой единственную книгу — «Вильгельма Телля». Де Боор перед отъездом получил от своего отца Библию, кроме нее, он также привез «Миф» Розенберга. [136] Он часто и охотно обсуждает с нами те или иные ее положения. Он искренне спорит с нами, выступая с христианских позиций, и старается отыскать истину.

Как же проявили себя мои одноклассники в Рюгенвальде? Надеюсь, что хорошо. Дома они бы занимались уборкой картофеля. Кстати, мы тоже в случае необходимости можем быть задействованы на прилегающих к лагерю полях. Погода стоит прекрасная, так что убирать картофель достаточно легко.

136

Розенберг Альфред Вольдемарович (нем. Alfred Rosenberg; 12 января 1893, Ревель, ныне Таллин — 16 октября 1946 г., Нюрнберг) — немецкий государственный и политический деятель российского происхождения, один из наиболее влиятельных членов и идеолог Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП). В 1929 г. Розенберг издал свою главную работу «Миф XX века», в которой была сформулирована расовая теория нацизма.

Служба идет ни шатко ни валко. Мне несколько неспокойно — как же все будет происходить дальше. Мы теперь уже вызубрили все наставление по оружию и так далее, так что нам даже скучно, когда новенькие еще не могут в этом разобраться. Нам пришлось только переучиваться выполнению команды «Положить оружие!», поскольку здесь она выполняется несколько по-иному, с развертыванием одного колена перед другим, при этом винтовка держится на весу в руке.

Немного донимает незначительная боль в мышцах, вероятно от физических нагрузок. Но и на батарее поначалу у меня было именно так. Здесь точно так же принят и знакомый нам грубый тон общения. Проклятия нашего командира группы напоминают мне «построения» нашего старого боцмана Бёма.

23 сентября 1944 г.

Сегодня мы отрабатывали первый ружейный прием с лопатой вместо винтовки. Это было по-настоящему тяжело. Ведь когда, отработав его, получишь в руки настоящую винтовку, сразу ощущается значительная разница, автоматизм действий сбивается, и, чтобы восстановить его, приходится снова и снова без конца повторять прием.

Занятие это постепенно наводило скуку, потому что тому, кто действительно это уже знает, на редкость скучно слушать эти объяснения.

Чтобы не заснуть, я читал «Вильгельма Телля». Это несказанно удивляло других моих товарищей по бараку. Их интересовал только запрещенный джаз, порой они даже устраивали подпольный джаз-концерт. В нашей хибаре с нами обитает виртуоз-пианист Макс Майер, который порой играет нам на аккордеоне, а остальные аккомпанируют ему руками и ногами,

деревяшками, жестянками и ртом.

Эти шумовые концерты нимало не раздражают меня, но преизрядно мешают Петеру до Боору, когда он читает свою Библию. Но когда он начинает возмущаться, это злит остальных. «Да ты знаешь, почему у нас такое настроение? — кричат ему ребята из Рейнской области. — Сегодня в сводке вермахта сообщалось, что бомбили Дюссельдорф и Нойс, наши родные города! Что вы, в Померании, знаете о бомбежках?»

Я понимаю, что своим диким джазом они хотят заглушить чувство одолевающего их страха за родных, но ребята с Рейна по своей природе куда более разговорчивы, чем мы. Каждый из них уже рассказал все о своем доме, мы теперь знаем всю их жизнь. А сколько еще всякой всячины они поведали нам!

Так что мне остается обсуждать серьезные темы только с Петером де Боором и разговаривать с ним о доме. (Я почему-то вообще не получаю здесь никаких писем из дома.)

Служба имперской трудовой повинности уже привлекает также людей в свои собственные ряды. Она ищет сотрудников непременно на должности рабочих-бригадиров. Найдя таких людей, она обязывает их служить в своих рядах в течение нескольких лет. Кое-кто из ребят из Рейнской области подал заявление на подобную службу и тотчас же получил внеочередной отпуск. Они надеются, что в составе этой службы они надежнее переживут войну, чем в вермахте. Да хранит их Господь. Что до меня, то как представишь, что годами, а возможно, и целую жизнь придется только выполнять приказания да ковыряться в земле, слушаться и копать… Всегда быть подчиненным…

Естественное желание всякого человека — быть свободным. Та же власть, которая здесь господствует, может лишь отрицательно повлиять на человека. Но нам говорят, что это совершенно необходимо, чтобы немецкий народ мог продержаться в трудные времена. Я не могу судить об этом, мне остается только говорить с самим собой.

Хотел бы я получить какую-нибудь свободную профессию. Иначе я просто-напросто задохнусь! Тупая трудовая повинность или активная военная служба представляют собой два противоположных полюса всех моих целей. И я уже хотел бы начать осуществление своих целей, но чувствую свою неполноту и незрелость во всем. Но есть ли у меня вообще какие-нибудь собственные мысли? Не были ли они все внушены мне откуда-нибудь извне? Есть ли у меня вообще возможность действовать самостоятельно? Или я должен сначала исполнить те внешние требования, которые предъявлены мне, и лишь потом начать жить своей собственной жизнью?

Но с чего же мне начать жить для себя самого? Писать! Естественно. Я уже давно должен был бы начать что-нибудь делать для себя. Но все же я часто думаю, что мне не хватает жизненных переживаний и впечатлений. Однако потом я говорю себе: возможно, ты уже пребываешь в центре самого большого переживания своей жизни, потому что эта мировая война будет считаться вопросом жизни и смерти германской нации. Наш командир выступил перед нами с долгим рассказом о военном положении и политической ситуации. «В ситуации «тотальной войны» вопрос сохранения нашего народа, нашей германской культуры выходит на передний план, — сказал он, — поскольку пламя войны бушует на наших границах».

И мы, молодежь, должны в этот период истории, в котором нам довелось жить, быть крепкими, подобно крупповской стали, именно так, как однажды сказал фюрер. Да, это сильное высказывание! В нескольких словах Гитлер объяснил и одобрил всю последующую нашу шлифовку нашими наставниками!.

Наш командир группы очень строг, но в голове у него нет ничего, кроме свинства. Когда недавно никто из нас не вызвался быть у него в качестве денщика, он едва не получил удар. Наконец, вперед выступил Бартельт и сказал, что уж лучше потеть, черт с ним, на работе, чем чистить какому-то парню ботинки.