Пепел и проклятый звездой король

Бродбент Карисса

Прикоснуться ко мне. Он должен был прикоснуться ко мне.

— Я могу позвать Мише, если хочешь, — сказал он, — Ее сейчас нет, но…

— Нет, — отрывисто сказала я. — Все в порядке. В любом случае ты уже делал это.

— Будет больно, наверное.

— Всё хор…

Мое тело напряглось. В глазах замелькали белые пятна.

— Черт, — выдохнула я.

— Подумал, что будет лучше не предупреждать тебя.

Я узнала эти слова. Я изобразила полуулыбку вкупе с гримасой, когда он перешел к другой

ране.

— Ты прав, — сказала я. — Теперь я понимаю тебя.

— Да. Но ты хорошо подлатала мне спину. Я верну тебе должок. Обещаю.

В горле встал комок, когда я впервые за несколько месяцев подумала о той ночи — ночи, когда Джесмин несколько часов пытала Райна после нападения на Лунный дворец. Теперь многое в этом воспоминании казалось… другим. Более трудным для понимания.

— Наверное, тебе было тяжело в ту ночь, — сказала я.

— Когда меня зашивали или пытали?

— Когда допрашивали. Ты не сломался.

— Методы Джесмин были… основательными и педантичными. Отточенными до совершенства для своей цели, и эта цель заключалась в получении информации от невольных участников. Я не лгал, — сказал он. — Я не виноват в нападении на Лунный дворец.

Я посмотрела через плечо и бросила на него неприязненный взгляд.

Он рассмеялся.

— Думаю, я заслужил такое выражение лица. Но я зашел слишком далеко, чтобы позволить одной женщине с клинком сбить меня с пути. — Затем после паузы он добавил: — Что ж. То была другая женщина с клинком. Теперь я встретил другую, которая оказалась совсем иной.

Я прикусила губу, когда он сделал еще один своевременный мазок исцеляющего средства, но боль была желанным отвлечением.

— Так оно того стоило? — спросила я. — Стать королем Ночнорожденных.

Его руки остановились. Затем продолжили движение.

— Считается ли это плохим обращением с раненым, если ты одна лежишь в кровати? Пытаешься поставить нас обоих в одинаково неловкое положение?

Я пожала плечами и тут же пожалела об этом, потому что это движение задело мои крылья.

— Хорошо, — сказал он. — Я буду поддерживать интерес нашего разговора, поскольку я знаю, что тебе нужно отвлечься. Стоило ли оно того? Я спас ришанский народ от двух веков порабощения. Я вернул то, что принадлежало мне по праву. Я отомстил тому, кто убил тысячи моих людей. Я даже могу носить корону перед теми уродами, которые когда-то обращались со мной как с рабом.

Он сказал всё, что я ожидала от него услышать. Все, что я знала, было правдой.

— То же самое я бы сказал любому другому, кто спросил бы меня об этом, — сказал он. — Но это спрашивает не кто-то другой. Это ты. И ты заслуживаешь правды.

Он перешел к другой ране. Я едва почувствовала.

Я бы пожалела, если бы позволила ему продолжать. Я знала, что что бы он мне ни сказал, будет больно. Будет тяжело.

И все же я сказала:

— Скажи мне один честный ответ.

— Я не знаю, стоило ли оно того. — Слова

прозвучали быстро, с грубым выдохом, как будто слова слишком долго давили на его зубы. — В ту ночь, когда Некулай лишился своего трона, я просто хотел сжечь все дотла. Я никогда не хотел… этого. Такое чувство, что все это проклято. Эта корона. Может быть, единственный способ выжить в качестве правителя этого места — стать таким же, как те, кто были до тебя. И это… это пугает меня. Я убью себя, прежде чем позволю этому случиться, и я надеюсь, что, если я не смогу, ты сделаешь это вместо меня.

Я не ожидала, что он скажет мне признание. Мне пришлось придать легкость своему голосу, когда я сказала:

— Я уже сделала это, помнишь?

Он невесело усмехнулся.

— Я сказал тебе, что ты должна была позволить мне остаться мертвым.

— А что насчет этого? Стоило ли это того?

Еще один вопрос, который, как я сразу поняла, мне не следовало задавать. Еще одна рана, еще один удар боли.

— Умереть, а не убить тебя? — тихо сказал он. — Да. Это стоило бы того. Даже я должен был где-то провести черту. И эта черта — ты, Орайя.

Матерь, я была чертовой мазохисткой. Задавала вопросы, на которые получала ответы, с которыми не знала, что делать.

Он прочистил горло, как бы отгоняя неприятную искренность этих признаний.

— Мне нужно поправить твои крылья. Ты можешь их немного приподнять?

Я попыталась это сделать, но поморщилась. То, что я задумывала как раскрытие, превратилось в неловкое движение, и кровать заскрипела от веса Райна.

— Осторожно, принцесса. Ты собираешься выбить мне глаз.

— Они меня не слушают, — огрызнулась я.

— Ты просто привыкаешь к двум новым, огромным конечностям, прикрепленным к твоей спине. Когда я впервые получил свои, я даже не мог нормально ходить. Все время шатался из стороны в сторону, потому что вес сбивал меня с пути.

Я ничего не могла с собой поделать. Этот образ вызвал у меня небольшой смех.

— Конечно, смейся, — ворчал он. — Скоро мы увидим, на что будет похожа твоя походка. Вот. Не против, если я помогу?

Я поколебалась, но потом кивнула.

— Поначалу трудно понять, как правильно задействовать нужные мышцы. Но… — Нежно, так нежно, его руки переместились на нижнюю сторону моих крыльев, где они сходились со спиной. — Ты скована и напряжена. Если ты расслабишь мышцы, они не отвалятся. Я знаю, что тебе кажется, что так и будет.

Его руки скользнули вверх, оказывая мягкое давление по пути, побуждая крылья раскрыться. Мой инстинкт подсказывал мне, что я должна сама их раскрыть, но Райн сказал:

— Не смей. Я не хочу снова получить удар в глаз. Просто… расслабься.

Еще один удар, по этому тугому узлу мышц. Я дернулась, когда его большой палец провел по моей коже.

Он тут же остановился.

— Больно?

Я не сразу ответила.

— Нет.

Нет. Это была противоположность боли. Неловкость.