Пепел Марнейи
Шрифт:
Тривигис, Венуста, Лиум и Айвар под видом паломников, направляющихся в храм Кадаха Радеющего в Пахалте, остановились на другом постоялом дворе, который располагался ближе других к берегу Ибды. В случае чего мутная изумрудная речка с тростниковыми берегами защитит Лиузаму и ее спутников.
Что разбудило под утро Гаяна и Рен – рев осточертевшего всем ишака или смутное предощущение опасности? Едва начинало светать, за окном в слегка разбавленной сонной синеве мерцало Ожерелье Лухинь. Рен села на заскрипевшем топчане, мгновение прислушивалась, потом потянулась за оружием. Гаян, еще ничего не понимая, сделал то же самое.
В те моменты,
Тревогу поднял Рис. Разбудил Тибора и сказал, что скоро что-то начнется. Они растолкали остальных и только собирались послать кого-нибудь на разведку, когда и впрямь началось – улюлюканье, топот, вопли. Ухмыры сочли, что подошло время добраться до обоза. Рано ли, поздно ли это должно было случиться.
– Будем драться? – спросил Рис со смесью азарта и испуга, едва не стуча зубами.
– Совсем наоборот, – ухмыльнулся Тибор. – Будем избегать драки, наше дело сторона.
Несмотря на аховую обстановку, реакция ученика бальзамом пролилась на его душу: обыкновенный мальчишка, ничего сверхъестественного, и мало ли, что там сболтнул Неподкупный Судья Когг.
Отсидеться не получилось. В окно зашвырнули горящий факел, и пришлось, спасаясь от чада и огня, выскочить наружу, а там вовсю шла резня. Ухмырами неприятности не ограничились. Апшанские воины в шлемах с плюмажами охряного цвета сражались с ругардийцами, а мохнатые четверорукие орясины с непропорционально маленькими головками, похожие на пауков, вставших на задние лапы, скакали в этой кровавой толкучке с наводящей оторопь грациозной увертливостью. Обитатели постоялых дворов – люди, тролли, гномы – дрались за себя, чтобы остаться в живых. В толчее метался, сшибая с ног кого ни попадя, взбесившийся ишак, забрызганный чьими-то мозгами. Запахи крови, кала и пота были настолько вязкими, что казалось, будто все залито омерзительной желейной массой, из которой никому не выбраться.
Тибор не любил такие побоища. Он убийца-виртуоз, высокооплачиваемый мастер, а то, что творится вокруг, опошляет и обесценивает его ремесло.
Видимо, апшанский князь, встревоженный присутствием чужого войска под стенами своей твердыни, решил напасть на пришельцев первым. Атака ухмыров – подходящий для этого момент. Или апшанцы с ухмырами сговорились заранее? То-то лавки некоторых местных торговцев со вчерашнего полудня были закрыты.
Все это Тибор отметил краем сознания, чтобы вернуться к теме после, а сейчас надо уцелеть. Прорываться – это они умели. Построение «кулак», Риса запихнули в середку. Тибор ведь готовит из него не солдата, который будет геройствовать в общей свалке, а себе подобного – штучное изделие, вроде перстня с отравленным шипом.
Апшанцы и ругардийцы больше интересовались друг другом, чем группой троллей, стремящихся сберечь свои чешуйчатые шкуры. Ухмыров прежде всего занимала пожива: главное – обоз пришлых людей, лавки, харчевни, и кто не мешает грабить, тот не в счет. Один выволок из охваченной огнем глинобитной хибары пыльный ковер, испачканный засохшим навозом, другой поймал за уздечку сдуревшего ишака. Тот, что разжился ковром, свалился под ноги сражающимся обезглавленный, и все четыре его мохнатых руки еще какое-то время царапали землю.
По небу на востоке разлилось пока еще прохладное золотое сияние, из-за холмов выдвинулся слепящий краешек солнца. К этому времени отряд Тибора уже находился на берегу Ибды, где
Издали было видно, что воины с охряными плюмажами благодаря численному перевесу одерживают верх, а четверорукие, нахватав, сколько успели, удирают в сторону плоскогорья.
Могучий рыцарь в вороненых доспехах – это, безусловно, герцог Эонхийский. Охряные плюмажи не смеют к нему подойти, а он поднял свое оружие над головой, словно собирается вспороть небосвод – молится богам или колдует?
– Тибор, плохо дело, – в низком голосе Мунсыреха сквозила несвойственная старому шаману обреченность. – Он сейчас начнет пляску смерти.
Добежать до своих и вывести их наружу удалось до того, как на постоялый двор вломились ухмыры.
– К воде, живо! – крикнула Рен.
Ее меч и кинжал мелькали так, словно у нее тоже две пары рук, под стать заросшим черной шерстью противникам.
Маги соткали прикрывающую иллюзию, и ухмыры отвязались, увидев, что кучка бедно одетых слуг убегает налегке, без пожитков. Не в пример своим северным сородичам, которых медом не корми – дай кого-нибудь прибить, здешние оказались завзятыми барахольщиками.
Неподалеку от берега Ибды, где апшанская стена плавно заворачивала на юг, скопилось довольно много народу. Кто-то смотрел на разыгравшуюся катавасию с опустошенным спокойствием, кто-то цветисто бранился, кто-то причитал. Лиум, вспомнив о том, что среди солдат герцога находится Кеви, тоже завыла, все громче и громче, пока Рен не встряхнула ее и не велела:
– Замолчи. Ни к чему лишний раз показывать, что мы чужаки.
Тривигис бегло говорил по-ибдарийски, Венуста с Лиузамой изображали его жен, Айвар – слугу. Все четверо в шелковых халатах и шароварах, у женщин покрывала с вуалями из кружев мелкого плетения. Рен, с непокрытой головой, в штанах, мужской рубахе и кожаной безрукавке с нашитыми бронзовыми бляхами, производила на южан ошарашивающее впечатление. Впрочем, она уже успела кого-то порезать, кому-то что-то сломать, и с тех пор к ней не лезли. Решили, что она, верно, служит Зерл Неотступной, богине преследования, возмездия и завершения однажды начатого, и на том примирились с ее существованием.
– Интересно, скоро это закончится? – недовольно пробормотала Венуста. – Я даже умыться не успела… Кавардак устроили, хуже Унбарха с Тейзургом!
– Нет, у тех был другой кавардак, – утирая под вуалью заплаканное лицо, возразила Лиум. – Я ведь теперь ученая, тоже прочитавши евонные свитки, и все-все запомнила. Они в летучих демонов превращались, было на что поглядеть, а тут ровно потасовка на рынке, сплошная пылища… Ох, только бы Кеви не порешили, куда ему с этими дурными лбами тягаться, шейка-то у него тонкая, будто стебелек… Я ж для него еще самое главное должна сделать, и не отступлюсь, покуда не сделаю!
– Апшанцы побеждают, – заметил Тривигис. – Пленных тут обычно продают в рабство. Если понадобится, мы выкупим у них Кевриса, так даже проще. Что?..
– Он собирается устроить пляску! – Голос Венусты панически дрогнул.
– Плетем защиту! Скорее, деточка…
– Какую пляску? – спросила Лиум.
Никто не ответил. Маги – потому что в лихорадочной спешке воздвигали незримую оборону, Гаян и Рен – потому что знали, что такое «пляска смерти» герцога Эонхийского, и ничего не могли ей противопоставить.