Пепел на твоих гбах
Шрифт:
Так! Нет! Стоп!
Она просто зайдёт, отдаст ему гостинец от Ангелины Эдуардовны и спросит, как прошёл его день, всё ли у него в порядке. Может, он вообще не захочет с ней разговаривать, учитывая то, как именно они расстались. Вдруг теперь она для него предатель и видеть её противно?
Вика тяжело сглотнула, чем больше она стояла перед дверью, тем больше боялась идти дальше. Глубоко вдохнув и сжав губы, она всё же вышла из своей квартиры, осторожно заперла её ключом, который запихнула в карман. Надо усложнить себе самой пути отхода, ведь совсем позорно убежать обратно, например,
Пол в коридоре холодил босые ноги, она всё-таки забыла обуться. Прежде чем открывать дверь, Вика вежливо постучала, затем ещё раз, так не услышав никакого ответа. Наконец, осторожно открыла дверь и вошла.
Внутри было очень тихо, не шумела вода в душе, только с улицы лился пёстрый коктейль звуков вечернего города, проскальзывая между створками приоткрытого окна и тёмными парусами штор. Полоса света падала на середину комнаты и угол журнального столика, очерчивая силуэт разорванной коробки из-под каких-то лекарств. Пока глаза привыкали к полутьме, Вика медленно прошла к кухонному столу и поставила на него тарелку.
— Андрей? — позвала она.
Он не ответил, но оглянувшись, она разглядела его, сидящего на краю дивана перед столиком в самой тени от зашторенных окон. Голова была слегка опущена, будто он задумчиво смотрит прямо в стол, локти безвольных рук лежали на коленях.
Вика замерла в сомнении, как назло, именно сейчас в голову вообще не шли никакие мысли, будто их всех унесло внезапным ураганом, оставив только унылую бесполезную пыль. Поэтому она молча подошла к дивану и села рядом. Почти вплотную, едва касаясь коленом его ноги.
Будь его силой.
Протянув осторожно руку, Вика коснулась его расслабленной ладони и медленно переплела их пальцы. Она не знала, что он думает, смотрит ли он на её руку, здесь ли он вообще или снова покинул негостеприимную реальность.
— Я очень устал, — проговорил Андрей почти шёпотом.
Это можно было понять, смена у него вышла совершенно сумасшедшая с несколькими крупными и изматывающими пожарами. Но что ответить на это, Вика не знала. Она положила голову ему на плечо, чуть сильней сжав пальцы.
— Я так устал от себя, — продолжил он, — от горстей таблеток, которые забивают голову ватой. Я будто перестаю быть собой, хожу как чучело, набитое чужими эмоциями. А когда они мои собственные, я жалею.
— Не нужно, — тихо ответила Вика.
— Там на аварии, — сказал он спустя долгую паузу, будто точно зная, что она поймёт его, — я застыл. Одно мгновение, вокруг меня Киевское шоссе и бензовоз, в другое — горящий конвой, я на земле и чёрный дым уходит в небо, — на последних словах его голос почти потерял звук, оставляя только выдох, — ослепляющая боль и запах… топлива… металла и… сгоревших тел.
Вика подняла голову и, глотая ком в горле от услышанного, мягко провела свободной рукой по его плечу.
— Это всё в прошлом.
— В прошлом, — согласился Андрей, — только прошлое теперь в настоящем. И я уже не знаю… как его выключить. Если бы Тимур не заметил сразу, что что-то не так и не дёрнул меня… — он покачал разочарованно головой, — я не знаю, что дальше могло бы произойти.
— Тебе нужно вернуться к специалисту, который с тобой работал. Я уверена, он сможет помочь.
— Он тоже думал, что всё прошло, — Андрей кивнул на разорванную упаковку на столе, — что этого достаточно. Что мне сейчас нужна всего лишь лёгкая поддержка для закрепления результата терапии в центре.
— Значит, он ошибся. Но надо продолжить, надо бороться дальше… — Вика понимала, что говорит шаблонные глупости, но что иное она могла предложить?
— С чем бороться? — он повысил голос, — это не болезнь какая-то! Это я! Я теряю контроль! Ты правильно делаешь, что боишься меня.
Так вот как он понял её бегство той ночью из машины, подумала Вика. В груди больно кольнуло, ведь она убегала не от него, а от самой себя и мысли, что это она может причинить ему боль и страдания своим поведением.
Андрей отстранился от Вики и попытался выдернуть свою руку и уйти, но Вика не позволила, сжав её сильней. Он глянул на их сцепленные пальцы, затем резко повернулся к ней, будто что-то собираясь сказать, но Вика положила ладонь на его щеку и опередила его:
— Я не боюсь тебя, — проговорила она, глядя в его едва видные в темноте глаза, — даже таким.
Он замер, а Вика потянулась к нему и поцеловала. И это было правильно. Это, а не тысячи бессмысленных фальшивых убаюкивающих слов, которые должны работать обезболивающим. Никакие слова не могут снять такую боль, никакие обещания.
Андрей медленно расслабился, а потом взяв в ладони её лицо, ответил на поцелуй, нежно, но настойчиво углубляя его. Они развернулись друг к другу, Вика обвила его шею руками, всё сильней прижимая к себе. И все мысли растворялись в темноте, как и страхи исчезли до этого, все желания, кроме одного — быть с ним одним целым. Чувствовать его мягкие губы, его затылок под пальцами и дышать его воздухом.
Но этот бесконечный поцелуй не был таким же, как ночью в машине, не было сводящего с ума адреналина, не было вкуса крови на языке, не было испепеляющего желания сжечь все горести трением тел с одной лишь целью отключиться от мира и забыться, утонуть в страсти без цели и конечной точки.
Всё было иначе. Сердце билось иначе. Дышалось иначе. Его воздухом наполнялись лёгкие, его вкусом хотелось наслаждаться вечно, как сладкой родниковой водой в жаркий день.
Вика потянула его к себе и дальше, с небольшим усилием она уложила Андрея набок на диван и вжалась в него ещё сильней, не ослабляя объятий. Теперь она могла сплести их руки и ноги, спутать их тела, как корни близко растущих деревьев. Он, казалось, забылся, отдаваясь ей полностью, только гладил кожу и волосы, скользил рукой по шее и плечу, но ни на мгновение не разрывал поцелуй. Лишь то ослаблял немного натиск, чтобы покрыть её губы мелкими мягкими прикосновениями, то снова накрывал их целиком и жадно захватывал с языком, превращая поцелуй в танец.