Пепел победы
Шрифт:
Но Мишель пробыла дома всего несколько часов. Сейчас она и Хонор впервые остались наедине (если не считать Лафолле с Нимицем).
Харрингтон глубоко вздохнула.
– Мика, прости меня, – тихонько сказала она.
Мишель, услышав в ее голосе боль, быстро повернулась от окна.
– Простить?
– Я могла остановить только одну ракету. У меня не было выбора, и…
Хонор замолчала, не в силах закончить фразу, и выражение лица Хенке смягчилось. Несколько секунд она молча боролась с наворачивающимися слезами, но когда заставила себя заговорить, ее хрипловатое контральто звучало
– Хонор, ты ни в чем не виновата. Господь свидетель, на твоем месте я приняла бы такое же решение. Это больно, видит Бог, как больно сознавать, что я больше не увижу ни отца, ни Кэла, но благодаря тебе осталась в живых моя матушка. И кузина. И Протектор Бенджамин.
Она обняла Хонор за плечи и энергично тряхнула головой.
– Никто бы не смог сделать больше, чем ты, Хонор. Никто. Даже не смей сомневаться!
Хонор заглянула подруге в глаза, ощущая неподдельную искренность, и кивнула. Умом она с самого начала понимала, что Хенке права, вот только очень боялась, что подруга может увидеть это в ином свете. Хонор продолжала винить себя за смерть отца и брата Мишель. Только сейчас она позволила себе смириться с их гибелью и отпустить себя.
– Спасибо за то, что понимаешь, – тихо сказала она, и Хенке досадливо зацокала языком.
– Хонор Харрингтон, ты, наверное, единственный человек на свете, который боялся бы, что я не пойму!
Она нежно встряхнула свою рослую подругу за плечи и, отступив, снова обратила взор на кобальтовую гладь залива Язона.
– Ну а теперь, когда с этим покончено, скажи: что ты имела в виду, сказав, что у Бет нет выбора.
– То и имела, – ответила Хонор, возвращаясь к менее болезненной теме. – Весь Кабинет сплотился против нее. Ей оставалось или принять линию правительства… или отвергнуть консолидированное мнение всех конституционно утвержденных министров. В теории такое право у нее есть, но на практике это грозит катастрофой. Мы не можем позволить себе затяжной конституционный кризис: в это болото легко войти, но из него очень трудно выбраться. Создание конституционных прецедентов всегда опасно. И неизвестно, кому пойдет на пользу новый прецедент – Короне или Кабинету… а стало быть, лордам.
– Господи, Хонор. А я-то думала, что ты не любишь политику!
– Терпеть не могу! Но с тех пор, как Елизавета вернулась на Мантикору, я оказалась в роли неофициальной советницы. Мне это не по душе, но она сказала, что я ей нужна, и вряд ли у меня после всего случившегося есть право отказаться. Кроме того, – губы ее изогнулись в невеселой улыбке, – Бенджамин получил таким образом доверенного человека, который может убедить его, что Елизавета, несмотря на позицию ее правительства, еще не сошла с ума.
– Значит, они действительно заключат перемирие? Когда мы всего в одном шаге от столицы хевов?
Слова Хенке звучали так, словно она не могла в это поверить. Однако…
– Именно так они и собираются поступить, – спокойно ответила Хонор.
Оскар Сен-Жюст поднял глаза на гражданина Секретаря Джеффри Керсейнта и сделал то, чего Керсейнт не мог себе даже представить.
Он улыбнулся.
Широкая ухмылка казалась совершенно неуместной
– Они купились? – переспросил диктатор, словно не поверил докладчику с первого раза. – Согласились на все?
– Именно так, гражданин Председатель. Они согласились прекратить огонь. Обе стороны сохранят системы, занимаемые в настоящее время, и приступят к полномасштабным переговорам. Они предлагают нам, – он взглянул на планшет, – немедленно направить делегацию для обсуждения процедурных вопросов, с тем чтобы начать официальные переговоры в ближайшие два стандартных месяца.
– Прекрасно! Великолепно! Мы свяжем их этими переговорами на месяцы! Если потребуется, то на годы!
Сен-Жюст потер руки, как приговоренный к смерти, получивший если не помилование, то по крайней мере отсрочку приговора.
– Именно на годы, сэр. И не исключено, что мы действительно придем к соглашению.
– Вот в это мне верится с трудом, – скептически хмыкнул Сен-Жюст. – Но все нормально, Джеффри. Единственное, что мне нужно, это время, чтобы навести порядок дома и придумать, что противопоставить их новому оружию. Гражданин адмирал Тейсман уже сделал на сей счет несколько интересных предложений. Ты прекрасно поработал! Просто прекрасно!
– Спасибо, сэр, – сказала Керсейнт.
– Набросай вместе с Мосли коммюнике. Как можно оптимистичнее. И скажи Мосли, чтоб она как можно скорее организовала интервью с Джоанной Гуэртес.
– Да, сэр. Займусь этим немедленно, – отчеканил Керсейнт и деловито вышел из кабинета.
Гражданин Председатель остался сидеть, глядя в бесконечность и радуясь тому, что он там видел. Но спустя несколько мгновений Сен-Жюст встряхнулся. Он сказал Керсейнту, что пора навести дома порядок. Вот именно.
Сен-Жюст нажал кнопку внутренней связи.
– Слушаю, гражданин Председатель?
– Свяжите меня с гражданином адмиралом Стефанопулосом. И закажите курьера БГБ на Ловат.
– Гражданин адмирал, мною получен вызов от гражданина адмирала Хеемскерка, – объявила гражданка лейтенант Фрейзер.
Лестер Турвиль, ощутив холодок, отвлекся от тактического дисплея Шэннон Форейкер, прервал разговор с Форейкер и Богдановичем и повернулся к связистке.
– Гражданин адмирал сказал, что ему нужно? – спросил Турвиль с поразившим его самого спокойствием.
– Нет, гражданин адмирал, – ответила Фрейзер и откашлялась. – Но примерно сорок пять минут назад в систему вошел курьер Госбезопасности.
– Понятно. Спасибо.
Кивнув Фрейзер, Турвиль оглянулся на Богдановича и Форейкер.
– Боюсь, мне придется ответить на этот вызов, – сказал он. – Продолжим разговор позже.
– Конечно, гражданин адмирал, – тихо ответил Богданович.
Форейкер кивнула. В следующее мгновение у нее вырвался резкий выдох. Турвиль обернулся к ней.
– «Альфанд» только что поднял бортовые гравистены. «Дюшенуа» и «Лавалетт» тоже. Похоже, что вся эскадра гражданина адмирала Хеемскерка только что изготовилась к бою.