ПЕПЕЛ В ПЕСОЧНИЦЕ
Шрифт:
Максим выключил звук, и некоторое время смотрел на немое изображение. На экране мелькали разгромленные улицы, горящие машины, демонстранты бросающие камни в полицию и полиция стреляющая в демонстрантов. Пролетели вертолеты. Под ними сразу вспыхнуло. Камера взяла крупный план, и огонь заполнил весь экран. Мир на экране горел. Мир стрелял. Мир взрывался, бунтовал и подавлял. Мир кричал.
– Стюардесса! Сто пятьдесят водки, апельсиновый сок и крабовый салат!
– Уважаемые граждане-пассажиры! Пожалуйста, пристегнитесь! Наш лайнер набрал максимальную высоту Возможны неприятные ощущения:
«Не надо было пить» подумал Максим, протирая глаза. «Не надо было пить водку» мысленно конкретизировал он. «Сейчас мне станет плохо, а это совсем не хорошо». Мысль была настолько глубока, и настолько точно отражала действительность, что Максим подумал ее еще несколько раз пока пристраивался на кресле поудобнее и пристегивал ремень.
Устроившись, он открыл шторку иллюминатора. Смотреть было страшно, но не посмотреть на Землю с такой высоты было бы глупо. Потом можно будет рассказывать дочке, а она будет внимательно слушать и хорошо себя вести. Максим вспомнил, как они однажды сидели в ванной, и он рассказывал ей про море. Про то, как в нем много воды, про корабли, про веселых и добрых дельфинов. Про дядю Иву живущего возле самого моря, к которому они обязательно поедут в гости. Про то какая у дяди Ивы большая белая борода, как у Деда Мороза. Он рассказывал и рассказывал, а дочка все слушала, смотрела на него и он видел как в ее глазах отражается все о чем он говорит: море, корабли, лодка дяди Ивы, на которой они «непременно-пренепременно поедут кататься», сам дядя Ива. Чудо продолжалось до тех пор, пока в ванну не пришла Ангела и не отправила Варю спать.
– Ты хорошо ей рассказывал.
– Любой будет хорошо рассказывать, если будут так слушать.
– Любого так слушать не будут. Иди ко мне, – улыбнулась жена - Ты очень, очень хороший.
Совершив над собой сверхусилие, Максим посмотрел в иллюминатор. Сначала голова немного закружилась, но Максим еще одним рывком взял себя в руки. Земля, которая на всех известных ему фотографиях всегда была голубой, сейчас была серо-синей, покрытой золотыми брызгами электрических огней. Жалко, что сейчас, наверное, будет падение и невесомость – придется тратить все свои силы на то, чтобы не сблевать. И то, наверное, напрасно. А так хочется посмотреть подольше – потом может получиться просто волшебный рассказ.
Лайнер слабо качнуло. Теперь лайнер будет сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, падать на планету пока не приземлится в порте недалеко от Торонто.
Максим оглянулся на начальника через плечо. Начальник пока еще мирно спал, но сейчас ощущение падения разбудит его и при этом не самым лучшим образом.
– Юрий Сергеич! – Максим рукой потряс начальство за плечо – Просыпайтесь. Сейчас падать будем.
– Вот всем «скаты» хороши, кроме одного – с непривычки мутит сильно. – сказал разлепляя глаза начальник – Пытка номер раз по китайскому каталогу.
Он перегнулся через Максима, чтобы посмотреть в иллюминатор.
– Ну-ка, пусти-ка – прокряхтел шеф – Красота! Погоди-ка! А вот это вот что?
– Где?
–
Над планетой, маленькие, чуть заметные на расстоянии, плыли, начиная свое падение десятки железных зерен.
Часть их еще парила, а часть уже достигла земли и в тех местах, где они падали у планеты открывались огненные глаза.
Десятками огненных глаз Земля изумленно смотрела на окружающий ее космос. Было тихо. Люди смотрели в иллюминаторы. Никто не кричал, не бился в истерике. Каждый переживал этот момент в одиночестве. Каждый сам задавал себе свои вопросы. Получится ли вернуться? Будет ли куда вернуться? К кому? Зачем? И ни один не находил ответа.
Второй пилот ушел в сортир и там застрелился из пистолета, предназначенного на случай захвата лайнера террористами. Максим помогал белой от ужаса и трясущейся стюардессе вытаскивать тело из фешенебельного, но почему-то единственного туалета лайнера.
Начальник службы безопасности лайнера в этот момент пытался установить связь с Москвой, с Торонто, хоть с кем-то.
Судя по количеству увиденных на поверхности Земли вспышек, а их было, в пределах видимости, что-то около полутора десятков, конец света не наступил. Пока.
Около половины всех скоплений золотых брызг исчезло. Очевидно, наступили перебои с энергией. Где-то внизу сейчас умирают самые беспомощные: больные, дети, роженицы, старики. Те, кому не прожить без аппаратов искусственной вентиляции лёгких, принудительного кровообращения, света, тепла и просто без посторонней помощи.
По ногам Максима побежали мурашки. Такое иногда бывало с ним, когда ему доводилось видеть открытую рану или большую ссадину.
Попало-ли по Москве? Ангелка с Варькой погибли? Или умирают прямо сейчас, вот прямо сейчас, когда Максим смотрит вниз? Лучевая болезнь, ожоги. Максим на секунду увидел лицо жены в ожогах. Сначала захотелось плакать, потом последовать примеру второго пилота и к черту застрелиться. Потом нестерпимо сильно захотелось покурить и выпить водки. Так, чтобы сначала было противно, а потом стало тепло и полегчало. Он подошел к трясущейся и размывавшей тушь по лицу форменными белыми манжетами стюардессе.
– Водка есть?
– Е-есть.
В каюте стюардов все было разбито. Виновник разгрома – молодой пухлый парнишка лет двадцати в форме стюарда сидел тут же на откидном стуле уставившись в пол и плакал.
– Это Давид. Он первый рейс с нами. У него родители в Нью-Йорке, бабушка в Питере, а дедушка в Израиле. В самых таких местах…
Максим захотел сделать доброе дело – парня надо было отвлечь.
– Давид! А где тут водка?
Давид поднял на Максима красные глаза, в которых плескался коктейль из боли и потом по ножу не смешивая жгучей ненависти, откинулся затылком на стену и произнес:
– Не-на-ви-жу-у-у!
Максим почувствовал свою заботу настолько неуместной, свои благие намерения настолько ненужными, а себя таким идиотом, что незамедлительно заткнулся и отошел подальше – к стюардессе, которая как раз достала из холодильника запотевшую бутылку «Столичной».
– Вот Ваша водка.
– Спасибо. А курить есть?
– Вообще-то на борту нельзя. – стюардесса помялась – но теперь уже как-то все равно. Держите.
– Давай на «ты».
– Давай.
– Я – Максим.