Пепел Вавилона
Шрифт:
— Нам нужно перевезти твоих людей?
— Уже, — сказал Розенфельд.
Филип посмотрел на Карала и заметил легкое недовольство в изгибе его губ. Розенфельд — друг, союзник, человек из внутреннего круга Вольного флота, но он не должен приводить на корабль личную гвардию в отсутствие Марко. В конце концов, «Пелла» — флагман Вольного флота, и от искушения никуда не деться. Марко и Розенфельд потянулись друг к другу и замедлили вращение, ухватившись за поручни на шкафчиках, а потом, по-прежнему держась за руки, оттолкнулись и подрейфовали на корабль. Филип и Карал последовали
— Придется жестко ускориться, если хотим прибыть на Цереру к началу встречи, — сказал Марко.
— Сам виноват. Я бы мог полететь и на собственном корабле.
— Он не военный.
— Я всю жизнь прожил на мелких горнодобытчиках.
Даже видя только отцовский затылок, Филип услышал в его голосе улыбку.
— Да, до сих пор вся твоя жизнь была такой. Мы изменили правила игры. Высшее командование не может перемещаться без оружия. Даже здесь, пока с нами еще не все. Пока.
Они добрались до лифта, идущего по всей длине корабля, и вплыли туда головами вперед, а потом вниз, к жилой палубе. Карал оглянулся на командную и полетную палубы, словно чтобы убедиться в отсутствии на них людей Розенфельда.
— Потому я и ждал, — согласился Розенфельд. — Как примерный солдат. Жаль, что Джонсон и Смит благополучно добрались до Луны. Удалось обезвредить только одну цель из трех?
— Только Земля имеет значение, — ответил Марко. Впереди появилась Сарта, плывущая в сторону командной палубы. Она кивнула, пролетая мимо.
— Земля всегда была главной целью.
— Ну, генеральный секретарь Гао присоединилась к своим богам, и надеюсь, она умерла, вопя от боли, — Розенфельд сделал вид, будто плюют в сторону, — но ее место заняла Авасарала.
— Обычный бюрократ, — сказал Марко.
Они завернули за угол и оказались в столовой. Прикрученные к полу столы и стулья, запах марсианского военного пайка и еще недавно считавшиеся вражескими цвета. Всё так контрастировало с находящимися здесь людьми. Все они — астеры, и всё же Филип мог отличить гвардию Розенфельда от сослуживцев по Вольному флоту. Своих от не своих. Можно притворяться, что нет никакого разделения, но все знают — это не так. Всего с десяток человек, как будто смена караула. По одному из команды «Пеллы» на каждого бойца Розенфельда, а значит, не только Карал решил, что не помешает присмотреть за друзьями.
Один из бойцов гвардии бросил Розенфельду грушу. Кофе, чай, виски или вода — и не разберешь. Розенфельд поймал ее, не отвлекаясь от разговора.
— Похоже, бюрократ полон ненависти. Сумеешь с ней управиться? Ничего личного, койо, но твоя слабая сторона — недооценивать женщин.
Марко застыл. Рот Филипа тут же наполнился привкусом меди. Карал тихо хмыкнул, а когда Филип посмотрел на него, тот выдвинул челюсть и стиснул кулаки.
Розенфельд прислонился к стене, на его лице были написаны фальшивое сочувствие и извинения.
— Наверное, не стоило здесь этого говорить. Прости, что разбередил рану.
— Ничего страшного, — ответил Марко. — Еще обсудим по дороге на Цереру.
— Сбор всех племен, — сказал Розенфельд. — Жду не дождусь. Следующий этап, видимо, будет интересным.
— Уж точно будет. Карал разместит
— Есть, адмирал.
Марко выплыл из столовой в сторону машинного отделения и инженерной палубы, даже не посмотрев на Филипа.
Филип мгновение подождал в неуверенности, последовать ли за ним или остаться, свободен ли он или до сих пор на посту. Розенфельд улыбнулся и подмигнул набрякшим веком, а потом повернулся к своим. Здесь явно что-то произошло, Филип чувствовал это в воздухе и в манерах Карала. Что-то важное. И судя по поведению отца, Филип пришел к выводу, что это имеет к нему отношение.
Он положил руку на запястье Карала.
— В чем дело?
— Ни в чем, — плохо соврал Карал. — Ничего такого, о чем стоит беспокоиться.
— Карал?
Тот стиснул губы и потянул шею. На Филипа он не смотрел.
— Карал. Мне стоит их о чем-то спросить?
Карал медленно покачал головой. Нет, спрашивать не надо. Карал нервно облизал губы и снова покачал головой, вздохнул и заговорил тихим и спокойным голосом:
— Недавно пришло сообщение. Данные записей с... э-э-э... с «Четземоки». О том, почему корабли с Джонсоном и Смитом уцелели.
— И?
— И, — отозвался Карал, слово было плотным, как свинец.
А когда он продолжил, Филип Инарос прямо перед Розенфельдом и полудюжиной его ухмыляющихся бойцов узнал, что его мать жива. А еще то, что все на «Пелле» это знали — кроме него.
Когда включилась тяга, ему приснился сон.
Он стоял перед той же самой дверью. И хотя выглядела она по-другому, это была та же дверь. Он кричал и бил в нее кулаками, пытаясь войти. Раньше при этом ему было страшно, он погружался в печальный океан чувства утраты, в полный ужас. Теперь осталось лишь унижение. В нем полыхала огненная ярость, он рвался через эту дверь, но что бы там ни обнаружил, он собирался это не уберечь, а уничтожить.
От крика он проснулся. Сила тяжести полной g втопила его в гель. Вокруг мурлыкала «Пелла», вибрации двигателя и шорохи воздухоочистителей будто шептали что-то, но слишком тихо, чтобы разобрать. Он попытался вытереть слезы. Не слезы печали. Для этого нужно было огорчиться. А его наполняла уверенность.
Уверенность в том, что одного человека он ненавидит больше Холдена.
Глава третья
Все-таки в жизни, не предполагающей участия в продолжительных допросах, есть свои плюсы. С этой точки зрения Холден жил не так уж хорошо. Соглашаясь вместе с остальной командой «Росинанта» дать показания, он сразу предполагал, что вопросы будут касаться не только атаки Земли Вольным флотом. В конце концов, поговорить было о чем. Главный инженер станции Тихо, оказавшийся кротом Марко Инароса, похищение Моники Стюарт, потеря образца протомолекулы, нападение, в котором едва не погиб Фред Джонсон. И это только его часть истории. У Наоми, Алекса и даже Амоса имелись собственные.