Пепел
Шрифт:
Погрузившись в горячее влажное лоно, я в мгновение ока был вознесен на вершину блаженства. Наслаждение, как ножом, ударило меня под ребра, обрушилось лавиной, ослепив и оглушив, оставив только мою жаркую страсть. Какая сладкая, горячая. И такая гибкая. Каждое твое движение отдавалось болью и слабостью в спине, даря неизмеримо сильное удовольствие. Я так упорно пытался пробраться глубже, словно надеялся целиком поместиться внутри, спрятаться от этого холодного мира, от всех этих условностей. Уйти туда, где нет ничего, кроме животных желаний. Давай, кричи тоже! Сияй, как я! Тряхни еще раз волосами. Да, вот так, чтобы черная волна скатилась по плечам. И двигайся тоже. Ярче, сильнее, быстрее. Еще и еще, чтобы обоим больно
Я слышал, как она кричит и зовет меня по имени, и этот звук сладким эхом отдавался у меня в голове, щекоча и тревожа. Я бился в нее, как морская волна в грот. Мне вовсе не хотелось тянуть время. Наоборот, хотелось достигнуть пика как можно быстрее. Я уже чувствовал, что он будет сильным, как никогда. Не глядя, я взял ее за волосы, потянув на себя, и вдруг удивился: почему они не кудрявые? Тьфу ты, это же не Лан. Точно. Потому-то мне так хорошо, что я вот-вот сознание потеряю. Еще немного, еще чуть-чуть…
Дикое облегчение и боль наслаждения смешались воедино и взорвались. Я слышал свое дыхание, чувствовал, как по шее катится капелька пота. Перед глазами стоял белый туман, а в ушах шумело. И только чей-то голос настойчиво пробивался сквозь ватное пространство вокруг. Я не сразу понял, что меня зовут по имени.
— Эстре! Эстре, ну пожалуйста! — молила она, пытаясь вырваться из моих рук, все еще прижимающих к себе ее бедра. Да. Точно. Тут же еще эта девчонка.
Я пошевелился, открыл глаза и… и увидел Лан.
Она стояла в настежь открытых дверях. Стояла и молчала. Возле нее замер с ехидной усмешкой Закк, за ним — Эдар, а еще позади — возбужденно гомонящая толпа в серых хламидах, пытающаяся рассмотреть, что тут происходит. Ирилла ерзала и плакала, пытаясь вырваться: мои пальцы впивались в нее. Я, наконец, разжал их. Северянка стрелой вылетела в сад, хныча и причитая. Я остался один на кровати — голый, жалкий. А моя жена все смотрела на меня и смотрела. И взгляд ее был таким пустым…
— Лан… — прошептал я.
Услышав свое имя, она будто бы очнулась: моргнула, развернулась и пошла прочь.
— Эй, а как же этот развратник?! — возмутился Закк, видя, что она не собирается чинить надо мной никаких расправ. Эдар сгреб его, как ребенка, одним движением вынося вопящего северянина прочь из моих покоев, и закрыл дверь.
— Лан, прости, — бессмысленно зашептал я, словно в бреду на четвереньках ползя к двери и принимаясь скрестись в нее. — Прости меня… прости… прости… прости…
Но шаги удалялись.
Глава 14. Драконьи когти
Я сидел в кресле, полностью одетый. Я ждал. Мысли были парализованы, по ним растекался ледяной страх. Что теперь? Что меня ждет? Меня казнят? На меня натравят драконов? Закидают камнями?
Я посмотрел в окно. Светало. Где-то бряцали ведрами поварихи, встававшие раньше всех. Угрюмый ворон бродил по саду, ища, чем бы подкрепиться. Его перья тускло поблескивали под холодным солнцем. Кем ты был в прошлой жизни, черный падальщик? Что сделал такого, что бродишь теперь в поисках объедков? И кем буду я? Порой мне кажется, что я делаю все правильно. Но потом спираль времени проносит меня мимо прошлых поступков, и с новой высоты они кажутся совсем другими. И опять-таки, был ли я неправ, когда их совершал? Ведь в тот момент я был другим человеком. Правильные они или нет, наши поступки меняют нас. Сегодня ночью я что-то
Я еще раз оглядел свои покои: не стоит ли взять что-нибудь? Вдруг сегодня меня изгонят. Отведут в горы и бросят там. Ни разу не видел, как в Асдаре наказывают. Есть ли у них суд, защитники? Дают ли право высказаться? Может, потому и не видел никогда, что провинившихся сразу убивают.
Нет, я не боялся смерти. Ну, если только чуть-чуть. Боли я боялся куда больше. В конце концов, смерть — это лишь подведение итогов, а после нее все начинается заново. Если ты, конечно, не совсем пропащая душа, и демоны не ждут тебя по ту сторону. Куда сильнее боялся дурной славы: только бы все осталось здесь, в Асдаре, только бы история не вышла за его границы, не долетела до моих родных! А еще я боялся взгляда Лан. Этого не избежать. Прежде, чем меня накажут, я должен ее увидеть. Она должна знать, что это была не просто шутка и не просто месть. Наплевать на эту Ириллу — таких тысячи. Но это был мой способ выразить то, что накопилось у меня на душе. Сомневаюсь, что Лан это поняла. Нужно ей объяснить. Да, гадко, мерзко, возмутительно. Знаю. Я виноват. Поэтому сижу и жду, пока за мной придут, и не пытаюсь сбежать.
Но виноваты и они — асдарцы. Разве они не понимали, что я другой, что их традиции кажутся мне бредом сумасшедшего? Не только они, не только я. Виноваты и мои родители: это они меня таким воспитали. Нет, я не жалею об этом. И нет, я не пытаюсь оправдаться. Просто в любой беде виноваты все, кто к ней причастен. Убери из этого списка любое действующее лицо, и все было бы по-другому. Но ответственность всегда несет последний. То есть я.
Утро разгоралось. Такое обыденное и такое далекое. Оно заливало холодным светом мои покои, подсвечивая столбы пыли, витающей в воздухе, и раскрашивая помещение цветными бликами. Солнечный зайчик от старого зеркала подкрадывался все ближе к моей ноге. Почему никто не приходит за мной? Я уже все обдумал, разложил по полочкам. Я даже приготовился ко всем возможным исходам. Я готов. Так почему вокруг такая тишина?
Подождав еще около получаса, я встал и осторожно выглянул в коридор. Там было пусто и тихо. Сквозняк тянул по полу маленькое бело перышко. Я закрыл дверь. Странно. Меня даже никто не охраняет. Подойдя к окну, я открыл его настежь, впустив свежий утренний ветер, и высунулся по пояс. И тут тишина. Только с кухни доносится привычная брань толстой поварихи. Как будто ничего не произошло.
Звон колокольчика, раздавшийся в коридоре, заставил меня подпрыгнуть. Сердце гулко заколотилось в груди. Я сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая его. Самый обычный колокольчик. По всему дому тут и там стали раздаваться шорохи: люди собирались на завтрак. А я? Почему мне все еще никто ничего не сказал? Что мне делать сейчас? Или это как с поиском места для сна: сам догадайся, где и как тебя будут наказывать? А если я вот прямо сейчас возьму и сбегу?
Впрочем, никуда я не побегу. Если не асдарцы, то отец меня с того света достанет, если узнает. А он непременно узнает, когда «великая бабушка» настрочит ему еще одно письмо о том, как его нерадивый Эстре побоялся выйти и получить свое наказание. Да и к тому же, вполне возможно, что охрана стоит не возле моих покоев, а у выходов из дома: откуда мне знать, как здесь обстоит дело с преступниками?
Мальчишка с колокольчиком пробежал мимо еще раз. Я подошел к двери и прислушался. Раздался знакомый скрип, от которого все у меня внутри вздрогнуло, перевернулось и завязалось ледяным узлом: это открылась дверь в покои Лан. Вот до меня донесся тихий шелест ее шагов. Дверь снова скрипнула и закрылась. Послышался вздох. Некоторое время Лан стояла на месте, словно о чем-то размышляя. Я застыл, весь обратившись в слух. Сейчас, вот сейчас она сделает пять шагов и возьмется за ручку моей двери.