Перчатка для смуглой леди
Шрифт:
Сверток соскользнул с ножа, упал несколько в стороне от того места, где прежде лежал, и под ним обнаружился выцветший лист бумаги. Перегрин, которому уже трудновато было удерживать зрение в фокусе, увидел, что на листке было написано меню и стояла дата шестилетней давности. Перед глазами расплылся заголовок: «Паровая яхта «Каллиопа». Отплытие из Вильфранша. Праздничный ужин» — и чья-то эффектная и неразборчивая подпись, сделанная наискось поверх дюжины других автографов. Большая белая рука быстро накрыла листок, а затем убрала его.
—
Он подошел к камину, голубоватое пламя взметнулось и стало красным. Мистер Кондукис вернулся к столу.
— Интерес представляет сверток. Откройте его, пожалуйста.
Перегрин с готовностью дернул за кончики ленты, и шелковый сверток раскрылся. В нем лежала перчатка.
Детская перчатка. Заляпанная пятнами, по всей видимости оставленными водой, она была цвета старого пергамента и покрыта мелкими морщинками, словно лицо древнего старца. Перчатку украшала изящная вышивка из миниатюрных роз, золотых и алых. К конической краге была приделана золотая кисточка, почерневшая от времени и растрепавшаяся. Перегрин в жизни не видел вещи, которая бы так тронула его сердце.
Под перчаткой лежали два сложенных листка бумаги, сильно выцветших.
— Прочтите их, пожалуйста, — попросил мистер Кондукис. Он вновь отошел к камину.
Перегрин коснулся перчатки и ощутил необычайную тонкость кожи. «Козленок, — подумал он. — Перчатка сделана из кожи козленка. Разве она не высыхает с годами?» Но нет, на ощупь кожа была мягкой, податливой, словно козленка только что закололи. Перегрин осторожно вытащил листки из-под перчатки. Бумага порвалась на сгибах и была покрыта бурыми пятнами. Он развернул больший листок, и тот распался на две половинки. Перегрин сосредоточился, и ему удалось разобрать слова:
«Эта перчаточка и записка при ней была подарена моей прапрабабушке ее лучшей подругой, мисс или миссис Дж. Харт. Моя дорогая бабушка не раз говаривала, что перчатка принадлежала Шекспиру. Взгляните особо на метку изнутри краги.
М. И.
23 апреля 1830 г.»
Записка представляла собой маленький обрывок бумаги. Сильно поблекшая надпись была сделана столь угловатым и неразборчивым почерком, что Перегрин сначала принял буквы за иероглифы и подумал, что ему их ни за что не прочесть. Но затем ему показалось, что он начинает различать буквы, которые постепенно сложились в слова. В библиотеке царила тишина. Слышно было, как потрескивает огонь. В комнате наверху раздались и смолкли шаги. Перегрин слышал, как бьется его сердце.
Он читал:
«Сработана моим отцом для моего сына к его XI годовщине и с той поры не надевана».
Перегрин сидел в некотором оцепенении и смотрел на перчатку и документы. Мистер Кондукис оставил нож для разрезания бумаги на столе. Перегрин просунул кончик из слоновой кости в крагу, осторожно приподнял и вывернул ее. Внутри была метка, сделанная тем же неразборчивым почерком — Г. Ш.
— Но
— Мне, — словно издалека послышался голос мистера Кондукиса, — естественно.
— Но… где вы ее нашли?
Последовало долгое молчание.
— В море.
— В море?
— Во время путешествия шесть лет назад. Я купил ее.
Перегрин взглянул на хозяина дома. Как побледнел мистер Кондукис и как странно держится!
— Ящичек, то есть этот дорожный письменный прибор, — сказал он, — был семейной реликвией. Прежний владелец обнаружил второе дно лишь незадолго до…
Мистер Кондукис умолк.
— Незадолго до чего? — подхватил Перегрин.
— Незадолго до своей смерти.
— Вы показывали перчатку специалистам? спросил Перегрин.
— Нет. Несомненно, стоит обратиться в какой-нибудь музей или, например, к Сотби.
Он говорил так бесстрастно, так монотонно, что Перегрин вдруг усомнился, осознает ли мистер Кондукис, чем владеет. Перегрин стал подыскивать соответствующие выражения, чтобы выяснить это обстоятельство, не обидев гостеприимного хозяина, но тот продолжил:
— Я не слишком вдавался в подробности, но, как я понимаю, возраст мальчика в год его смерти и возраст, указанный в записке, совпадают, а дедушка действительно был перчаточником.
— Да.
— Инициалы же на краге действительно соответствуют инициалам ребенка.
— Да. Гамнет Шекспир.
— Именно, — подытожил мистер Кондукис.
Глава вторая
Мистер Гринслейд
1
— Я все знаю, Джер, — сказал Перегрин, — можешь не повторять как попугай. Я знаю, что жульничества вокруг Шекспира всегда хватало, а после четырехсотлетнего юбилея, похоже, стало еще больше. Я знаю, как малевали якобы старинные портреты с особым упором на большие залысины, как подделывались подписи, как выплывали на свет божий «украденные и неизвестные ранее копии», как вдруг обнаруживались документы, оказывавшиеся подделкой, и много чего другого. Можно привести кучу доводов против того, что перчатка подлинная. Но ты пойми, когда передо мной выложили все эти вещи, у меня голова пошла кругом.
— И не только от них, я думаю. Ты чуть не утонул, почти напился, разоделся в шмотки миллионера и, кроме того, все время был на стреме, опасаясь приставаний со стороны хозяина дома.
— Нет, он не из таких, я почти уверен.
— Но ты же сам говорил, что вел он себя по меньшей мере странно.
— Ужасно странно, но он не голубой.
— Что ж, тебе виднее, — сказал Джереми Джонс, склонился над рабочим столом и сделал аккуратную прорезь в куске картона. Он работал над макетом для клубной постановки исторической пьесы. Секунду спустя он отложил в сторону бритву и взглянул на Перегрина.