«Перец» в гостях у «Крокодила»
Шрифт:
За несколько часов я починил и покрасил поручни, зашпаклевал все щели в балконной двери, зацементировал дыры в полу, а когда он высох, густо намазал клеем и покрыл балкон куском линолеума, который уже несколько лет пылился в чулане.
— Закончил? — спросила жена, когда я, с отвращением изучая результаты своих трудов, дымил сигаретой. — Вот теперь можешь и за люстру взяться.
— Какая там к лешему люстра! — рявкнул я. — Мне надо кое-что в коридоре сделать, еще вчера решил им заняться. Не отрывай, пожалуйста, меня
Я тут же юркнул в коридор и принялся сдирать обои. Потом развел клейстер, обклеил стены старыми газетами, разыскал на антресолях новые обои, купленные женой в позапрошлом году, смахнул с них паутину и аккуратно приклеил. Заодно побелил потолок, передвинул на другое место вешалку и сколотил из нескольких полированных дощечек, которые я раздобыл, когда еще мы получали квартиру, элегантную подставку для телефона.
— Все уже? — поинтересовалась жена, увидев, что я уселся возле телевизора. — Так, может, люс…
— Где там все! — закричал я. — Вот прикидываю, куда лучше мебель сдвинуть, потому что нужно пол натереть. Паркет вон уже совсем рассохся.
— А я тебе, между прочим, о нем еще два месяца назад говорила, — напомнила жена.
— Говорила, говорила! — мрачно отозвался я. — Значит, чем-то другим был занят. У меня свой план, и ты, будь добра, не вмешивайся.
Она вздохнула и пошла на кухню, а я, проклиная весь свет, стал перетаскивать мебель в другую комнату. После этого достал из-под ванны банку с мастикой, с трудом открыл крышку, так как за полгода она основательно прилипла, и, тяжело рухнув на колени, взялся за работу; Потом перетащил мебель из другой комнаты и Повторил всю операцию там. Пол засиял так, как не сиял со времен нашего новоселья.
— Ну вот, уже и солнце садится, — заметила жена. — А люстра так и осталась невычищенной. Да ладно уж, сегодня, конечно, поздно, только смотри же — в следующую субботу обязательно сделай. А пока что, — прибавила она, — ты не мог бы убрать из кухни свои чертежи? Мне и так негде повернуться, а тут еще эти рулоны все время под руку лезут…
Я молча пошел на кухню, взял табуретку, принес ее в комнату и полез к люстре…
Перевод автора.
— Не могу я дальше везти тебя, Иван-царевич, ногу покалечил.
Олег ЧЕРНОГУЗ
«АРИСТОКРАТ»
Иван Трофимович отгладил свой черный костюм, надел белую пакистанскую рубашку, прикрепил наимоднейший галстук и почистил до блеска свои чехословацкие туфли «Цебо».
Может,
Тогда, возможно, у Ивана Трофимовича лежали билеты в театр? Нет. Ничего подобного, Иван Трофимович считал театр пережитком. Он отдавал предпочтение ипподрому, а туда при параде не ходят.
Может быть, Ивана Трофимовича избрали председателем жюри на республиканском смотре кружков художественной самодеятельности? Нет, не угадали. Иван Трофимович не имел ничего общего с самодеятельностью.
Иван Трофимович собирался в командировку. Он заказал из дому такси, хотя проживал у самой станции метро, и помчался к центральным кассам железнодорожного вокзала.
На счетчик Иван Трофимович никогда не обращал внимания. Не дай бог, если шофер перехватит его любопытствующий взгляд, что он о нем подумает? К тому же Иван Трофимович давно знал, что от его дома до вокзала счетчик набивает сорок семь копеек…
— Пожалуйста, — сказал Иван Трофимович и бросил на сиденье трояк. — Сдачи не надо. Это вам на чай.
— Спасибо.
— Будьте здоровы.
Иван Трофимович подошел к кассе.
— Что у нас осталось на Донецк? — спросил Иван Трофимович и почему-то поправил галстук.
Кассирша глянула на Ивана Трофимовича и произнесла:
— Есть эсвэ, купейные, плацкартные…
У Ивана Трофимовича на плацкартный язык не повернулся…
— Прошу эсвэ.
«Ну и тяпа! Ну и характер! Ну, кому это нужно? Ведь бухгалтерия не оплатит. Где ты воспитывался? Откуда у тебя такие замашки? Кого ты из себя корчишь?» — стыдил сам себя Иван Трофимович.
Он поставил под столик чемодан и положил на видное место пухлую папку, зеленую, под крокодиловую кожу. Без нее, как и без черных очков, Иван Трофимович не ездил ни в одну командировку…
«Так, теперь, голуба, поужинай жареной курочкой, которую приготовила жена, попей чайку и ложись спать…»
— Приглашаем в ресторан, — в купе просунулась голова официантки. Голова симпатично улыбалась.
— Всенепременно, — откликнулся Иван Трофимович и поднялся с места.
«Тебя лишь могила исправит. Зачем тебе ресторан? В чемодане курица пропадает. Когда ты поумнеешь?» — казнил себя Иван Трофимович, шагая в вагон-ресторан.
— …Я к вашим услугам! — это уже официант. — Вам что-нибудь из горячего?.. Из холодных закусок… Есть сардины… Свежие, только что баночку откупорили. Икорка черная, зернистая имеется. Помидорчики… Порезать или целенькими?
— Прелестно. Порцию икры, помидорчики натюрель — парочку, сардинки. А что на второе?
— Есть курочка…
— Своей смертью умерла? — сострил Иван Трофимович.
— Шутите? Свежая. Только что из холодильника. А что пить будете? Чай? Кофе?
— Кофе. С пирожным.
— Пирожных нет. Есть шоколадные наборы.
— А какие именно?
— «Вечерний звон», «Вишня в шоколаде», «Московский».
— О, какой выбор!.. Прошу «Московский».
— Одиннадцать сорок.
— Не имеет значения.