Перечитывая Уэллса
Шрифт:
Способность «ощущать» сроки, видеть не только что будет, но и когда будет, играет огромную роль в «технологии» фантастики. Правильная оценка сроков далеко не всегда удается даже признанным мастерам фантастики. В этой связи интересно вспомнить, как менялись сроки действия в романе И. Ефремова «Туманность Андромеды». Вот что говорит об этом Ефремов в предисловии к своему роману: «Сначала мне казалось, что гигантские преобразования планеты и жизни, описанные в романе, не могут быть осуществлены ранее чем через три тысячи лет. Я исходил в расчетах из общей истории человечества, но не учел темпов ускорения технического прогресса
При доработке романа я сократил намеченный сначала срок на тысячелетие. Но запуск искусственных спутников Земли подсказывает мне, что события романа могли бы совершиться еще раньше».
Журналист Ю. Новосельцев, редактировавший в свое время журнальный вариант «Туманности Андромеды», рассказывает, что спустя несколько лет после опубликования романа он спросил Ефремова, не произойдет ли описанное в романе уже через сто лет? Ефремов «пожал плечами, улыбнулся и ответил: Всё может быть…»
Итак, три тысячи лет и сто лет — в таком диапазоне меняется время действия событий романа «Туманности Андромеды». Но между людьми, которые будут через сто лет и через три тысячи, — огромная разница! Три тысячелетия, например, отделяют современного человека, открывшего дверь в безбрежный космос, от древнего египтянина, стоявшего на одной из первых ступеней цивилизации. Совсем не все равно — «дать» атомную энергию, ракеты и кибернетику нашим современникам или древним египтянам.
Соответствие описываемого будущего общества своему уровню техники очень важно для художественной убедительности фантастики. Это одно из обязательных условий того синтеза, который воедино сплавляет в фантастике науку и литературу.
Уэллсу в высшей степени присуще «чувство времени», но и он допустил примечательную (и поучительную!) ошибку.
В том же романе «Освобожденный мир» Уэллс пишет, что полеты в космос начнутся лишь тогда, когда на Земле людям уже не останется никакой работы. В неторопливом XIX веке технике было свойственно говорить «б» не раньше, чем сказано «а» и выдержана должная пауза. Уэллсу, опубликовавшему свои первые произведения еще в 1895 году, не всегда удавалось понять скороговорку XX века…
И все-таки Уэллс ошибался удивительно редко. Он пристально следил за развитием науки и техники. Когда же ему, говоря языком кибернетики, не хватало информации, он использовал методы литературы.
Вот конкретный пример. В «Войне миров» Уэллс хочет показать разумных существ, цивилизация которых совсем не похожа на земную. Это чисто писательская, чисто литературная задача. И Уэллс решает ее последовательно и с большим литературным мастерством.
Земная техника немыслима без колес. Колесо. — основа основ нашей техники. Трудно представить себе машину, у которой нет колес. Но Уэллсу как раз и нужно то, что трудно представить!
И вот Уэллс ставит интереснейший эксперимент: шаг за шагом он «конструирует» — во всех деталях — технику, которая не применяет колес. Постепенно вырисовывается картина чужого технического мира с машинами, очень похожими на живые существа.
Думал ли в этот момент Уэллс о реальной возможности создания такой техники?
Вряд ли. Современная ему техника гордилась своим отличием от природы. Казалось вполне логичным, что техника будет все дальше и дальше отходить от природы.
Но нарисованная
Если внимательно перечитать «Войну миров», нетрудно заметить, что марсианские машины в начале романа довольно неуклюжи: «Можете вы себе представить складной стул, который, покачиваясь, переступает по земле? Таково было это видение при мимолетных вспышках молнии. Но вместо стула представьте себе громадную машину, установленную на треножнике». Здесь в марсианских машинах есть еще что-то от земных паровозов. Боевые треножники марсиан идут «с металлическим звонким ходом»: Из их суставов (совсем «попаровозному»!) вырываются клубы зеленого дыма…
Во второй половине романа марсианская техника в изображении Уэллса становится более совершенной. Теперь Уэллс чаше сравнивает марсианские машины с живыми существами: «Все движения были так быстры, сложны и совершенны, что сперва я даже не принял ее за машину, несмотря на металлический блеск». Это уже не «шагающие стулья», а «почти одухотворенные механизмы».
У таких «одухотворенных» механизмов не могут вырываться из суставов клубы зеленого дыма. Это было бы художественно недостоверно. Машина, похожая на живое существо, должна иметь почти живые двигатели. И логика художественного образа заставляет Уэллса сделать следующий шаг.
«Затронув эту тему, — пишет он, — я должен упомянуть и о том, что длинные рычажные соединения в машинах марсиан приводятся в движение подобием мускулатуры, состоящим из дисков в эластичной оболочке; эти диски поляризуются при прохождении электрического тока и плотно прилегают друг к другу. Благодаря такому устройству получается странное сходство с движениями живого существа, столь поражавшее и даже ошеломлявшее наблюдателя».
Только в середине XX века люди пришли к идее безколесной техники, копирующей природу. У природы, конечно, и раньше перенимали отдельные решения, но лишь сейчас формируется новая наука — бионика, которая как раз занята созданием машин, подобных марсианским машинам Уэллса.
Научная фантастика — отнюдь не простая «смесь» науки и литературы. В научной фантастике, как ни парадоксально, наука работает на художественность, позволяя создавать литературно впечатляющие картины. В свою очередь чисто литературные средства помогают увидеть далекое будущее, скрытое еще от современной писателю науки.
Предвидеть будущее — это как бы смотреть далеко вперед.
Тут две возможности. Либо впереди нет поворотов, и тогда видно очень далеко. Можно смотреть до горизонта (правда, нужно хорошее зрение). Либо другой случай: писатель пытается увидеть то, что находится близко, но з а поворотом.
Уэллс применял оба приема. Иногда он просто смотрел далеко вперед. Впрочем, это «просто» не так уж просто. Нужно не поддаться гипнозу моды, всегда в чем-то излишне оптимистичной и в чем-то излишне пессимистичной. Уэллс, например, предсказал большое будущее популярной в то время пневматической почте — и ошибся. Он вообще ошибался преимущественно в тех случаях, когда переставал фантазировать. Удачные же его предвидения искусственное получение алмазов, батисфера, атомная энергия на транспортесделаны вопреки господствовавшему мнению, гласившему «невозможно».