Перед лицом Родины
Шрифт:
— Узнаете, Константин Васильевич? — указывая на этого живописно одетого мужчину, спросил Воробьев.
— Н… нет… — запнулся Константин, внимательно всматриваясь в рябое, желтое, морщинистое лицо незнакомца. Тот, глядя на Константина, щерил гнилые зубы в усмешке.
— Неужели, генерал, не узнаете?
И по глуховатому сиплому голосу Константин узнал Яковлева, того самого Яковлева, который расхаживал по Новочеркасску в выигранном им в карты гвардейском мундире, выдавая себя за гусарского ротмистра.
— А-а, — любезно заулыбался Ермаков, —
— Михал Михалыч, — хрипло подсказал Яковлев и засмеялся лающим смехом. — А мы с вами не стареем, ваше превосходительство. Такие же молодцы.
— Ну, вы-то действительно молодец… А я старик, — возразил Константин. — Смотрите, на что стал похож. Лицо, как гармошка, под глазами мешки рогожные…
— Ничего, генерал, ничего, — успокаивающе похлопал Яковлев Ермакова по плечу. — Это чепуха! У меня тоже не лицо, а дырявое решето. Пемзой и то не отчистишь…
Комната, занимаемая Ермаковым, была весьма скромно обставлена: непокрытый крашеный стол, четыре шатающихся и скрипящих стула, кровать с наброшенным на постель фланелевым одеялом — вот и все.
Яковлев бегло оглянул комнату.
— Не с комфортом живете, генерал, — сказал он. — Не то, что у вас, бывало, в Новочеркасске. Шик был. Умела Вера Сергеевна за квартиркой следить. Все блестело, бывало… Кстати, не знаете, где она сейчас?
— На Капри.
— О! Чего она там очутилась?
— Не знаю. Не интересовался, — отмахнулся Константин. — Прошу вас, садитесь.
Все уселись вокруг стола. Ермаков вопросительно взглянул на Воробьева. Тот понял и поднялся.
— Я на одну минутку выйду, — сказал он.
— Ну, как все-таки живем, генерал? — панибратски хлопнул ладонью по спине Константина Яковлев. — Мне Воробьев намекнул, что вроде неважнецки.
— Он прав, — сухо ответил Ермаков, в душе возмущаясь грубой фамильярностью Яковлева. — Хвалиться нечем…
— Плохо, — с сожалением покачал головой Яковлев. — А вот мы живем ничего, можно сказать, здорово.
— Кто это «мы»?
— Ну, вот, к примеру, я и другие. Работаем на пользу России, ну, нам и платят за это…
— Понятно.
Яковлев хотел еще что-то сказать, но вошел Воробьев, держа в руках две бутылки вина. Он поставил их на стол.
— Стаканы-то, Константин Васильевич, надеюсь, у нас найдутся? — спросил молодой человек.
— Да вот один у меня есть, — усмехнулся тот, ставя его на стол. — А остальные у хозяйки попрошу.
После ухода Ермакова Яковлев спросил у Воробьева:
— Слушай, Ефим, он знает что-нибудь о нашей организации? Ты ему рассказывал или нет?
— Я только намекнул ему, что можно, мол, и его пристроить в нашу организацию. Он пойдет! — уверенно сказал Воробьев. — Дошел до ручки, как говорится. Деваться некуда. В Сену головой вниз хотел нырять.
— Надо его прощупать сначала, — прохрипел Яковлев.
Вошел Константин, неся два стакана.
— Вот, господа, закусить-то у меня нечем, — сказал он. — Да, откровенно
Воробьев наполнил стаканы вином.
— Холодненькое, — сказал он. — Прямо из погребка.
— Ну, за ваше здоровье, господа, — чокнулся Ермаков с Яковлевым и Воробьевым.
— За ваше! — буркнул Яковлев.
— О! — заметил Ермаков, отхлебывая из стакана. — Вино в самом деле замечательное. Что это за вино?
— Мне сказал торговец, что это мускат-люнель, — ответил Воробьев. — А если это так, то оно считается одним из лучших.
— Все-таки хоть ты и отвиливаешь от разговора о Вере Сергеевне, переходя на «ты», рассмеялся Яковлев, — а надо сказать, ну и баба же была. Помню, вокруг нее все увивались — и графчик этот Сфорца, и поляк Розалион-Сошальский, да и я за ней ухлестывал грешным делом. Хе-хе! Ну, не будем об этом, генерал. Вижу, не нравится тебе этот разговор… Давай о делах побеседуем. Так что ж, генерал Ермаков, ты вроде хочешь с нами работать?
— Михаил Михайлович, — хмуро сказал Константин. — Я вас уважаю, уважайте и вы меня, пожалуйста.
— А разве я не уважаю тебя, генерал, а?
— Если уважаете, то прошу вас не называть меня генералом… Это пышное звание мне радости не приносит, а, наоборот, огорчает. Когда-то оно было к месту, и я стремился к этому званию, а сейчас глупо называть меня так…
— Пожалуйста, — протянул Яковлев. — Не хочешь, можем и не называть.
— Да, я, Михаил Михайлович, не возражал бы поработать у вас, — тихо сказал Константин. — Только мне хочется подробнее знать, в чем будет заключаться моя деятельность?
— А в чем придется, — ответил Яковлев. — Нам нужны до зарезу люди, геройские, преданные, такие, что под пулей и огнем не пискнут. Мы их тут подучиваем кое-чему. У нас есть специалисты, которые могут любому делу научить. Хе-хе! Месяца три-четыре мы накачиваем их разными премудростями, а потом в Россию переправляем…
— Будем откровенны, Михаил Михайлович, в Россию-то вы засылаете людей зачем? За шпионскими сведениями, за информацией, я думаю, диверсии производить. Так ведь?
— Ну, конечно, не с барышнями гулять, — захохотал Яковлев. — Ты проницателен. Но ты назвал только часть дел. Есть и другие.
— А мне разве нужна подготовка в этому? — спросил Константин.
Яковлев что-то хотел ему ответить, но запнулся, нерешительно посмотрел на Воробьева, вынул из кармана несколько франков, подал их ему.
— Слушай, Воробьев, хорошее вино ты принес. Пойди-ка, дорогой, принеси еще парочку бутылок.
Воробьев понимающе улыбнулся и, взяв деньги, вышел.
— Я не хотел при нем говорить, — захрипел на ухо Константину Яковлев. — Эти все курсы, понимаешь, не для тебя, генерал… Тьфу, черт, ты уж прости меня, хочется мне тебя генералом величать… Да и почему бы мне так не называть тебя? Ты думаешь, все покончено с этим? Нет, погоди! Мы еще не такими с тобой будем генералами…