Перед свадьбой
Шрифт:
Райан тяжело вздохнул. Господи, как же ему прожить еще целых шесть недель, прежде чем он станет мужем этой женщины?
Неуклюжими пальцами он сорвал с себя галстук, наугад швырнул их в ту сторону, где оставил чемодан, и бросился в погоню.
— Я так рада, что полиция нашла вещи, украденные из твоей квартиры.
Бекки лежала на боку, прильнув к Райану.
— Угу. Похоже, супруга Пастина, пока он сидит за решеткой, решила избавиться от части его имущества. Она не знала, что маска и абак принадлежат мне, хотя сомневаюсь,
— Ты, должно быть, счастлив, что вернул их назад?
— Я решил продать маску.
— Мне казалось, ты ею дорожишь.
— Дорожил. Когда я смотрел на нее, это лицо словно сообщало мне некую истину, общую для всех женщин в мире. Маска служила как бы иллюстрацией, а вернее, подтверждением моего образа жизни, и это было очень приятно. Недавние события изрядно изменили мое мнение.
— Что тебе сказали в «Кристи»?
Бекки совсем не хотелось вспоминать об игрушечном паровозике, и потому она, сколько могла, оттягивала этот вопрос, но дольше оттягивать было уже нельзя. Зрелая ответственная женщина должна найти в себе силы продать фамильную реликвию, если это обеспечит ее детям безбедное существование. Беда только, что Бекки явно недоставало зрелости и ответственности, когда речь шла о прадедушкином паровозике.
— Черт, Бекки, ну почему ты хочешь избавиться от вещи, которой так дорожишь?
— Так ты оценил ее?
— Не забудь: у меня была масса других возможностей. — Райан перебирал пальцами край одеяла, которым они укрылись, когда почувствовали холод.
— Каких возможностей?
— Я мог бы сказать, что паровозик оценили в сотню баксов, что не стоило ни времени оценщиков, ни твоих сожалений. Мог бы поместить его в депозитный сейф в банке, сказать, что продал, и отдать тебе стоимость из своих денег. На десятую годовщину нашей свадьбы ты получила бы замечательный подарок.
— Райан, что сказали оценщики? — Бекки выбрала волосок и как следует дернула.
— Ай! — Райан потер грудь. — Оценщики считают, что паровозик может стоить от пяти до восьми тысяч долларов. Другой такой же ушел за семь.
Бекки приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его лицо.
— О Господи! Почему так дорого?
— Игрушка в хорошем состоянии и действительно старинная. Изготовлена, кажется, лет сто назад какой-то немецкой фирмой. Детали в бумагах, а они остались в чемодане.
— Я получу восемь тысяч долларов! О Боже!
— Может быть, и меньше. Если ее выставят на продажу.
— Если выставят? Неужели ты…
— Я привез ее назад.
Бекки рухнула на спину и прикрыла рукой глаза.
— Зачем? Мне и так нелегко было решиться на это, когда ты собирался в Нью-Йорк. А теперь придется заново свыкаться с мыслью, что паровозик нужно продать.
— Выслушай меня, Бекки, просто выслушай. Теперь, когда мы вместе, тебе не нужны эти деньги. Я не хочу, чтобы ты продавала паровозик.
— Ты не хочешь, чтобы я продавала паровозик. А как насчет того, что
Райан содрогнулся от ее ровного безжизненного тона.
— Пожалуйста, Бекки, доверься мне хоть немного. Я ведь стараюсь.
— Угу. Самую чуточку доверия за капельку твоего старания.
— Бекки, ты уже впустила меня в свой дом. Дай мне возможность хоть за что-то здесь зацепиться. Может быть, тогда я перестану чувствовать себя так, словно нарушаю границы чужих владений.
— Чужих? — Бекки перекатилась на живот, и сердце Райана застыло.
Она села на краю постели. Райан едва удержался от искушения провести ладонью вдоль ее обнаженной спины. Лопатки Бекки шевельнулись, когда она подалась вперед и закрыла лицо руками, пробормотав что-то невнятное.
— Бекки, я тебя не слышу.
— Я говорю, что не знала. — Подняв голову, Бекки обернулась к нему. — Извини. Понятия не имею, что хуже: что ты чувствуешь себя чужим или что я об этом и не подозревала.
— Послушай, я сказал это не для того, чтобы тебя огорчить. Я люблю тебя. — Райан обнял ее, притянул к себе, вновь укрыв одеялом. — Понимаю, нам обоим нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что теперь мы одна команда. Просто время от времени делай мне небольшую поблажку.
— Небольшую поблажку? — Бекки хитро подмигнула и со значением толкнула его бедром. — Ох, не думаю.
Райан рассмеялся.
— Значит ли это, что, если что-то изменится, ты не станешь продавать паровозик?
— А что может измениться?
— Ну не знаю. Может быть, банк наконец избавится от этого сволочного управляющего. Ты не ответила на мой вопрос. Если что-то изменится, ты не станешь продавать паровозик?
— Может быть. Раз уж ты так просишь, прямо сейчас я этого не сделаю. Но оставляю за собой право продать его потом, если решу, что так надо.
— Если мы решим.
— Хорошо, зануда. Если мы решим.
— А не пора ли тебе поблагодарить меня за то, что я посетил оценщиков? — Райан, наклонясь над ней, многозначительно ухмыльнулся.
— Нет, Райан. Дети должны вернуться через пятнадцать минут. — Бекки изо всей силы уперлась растопыренными пальцами в его грудь.
Райан всем весом навалился на ее бедра, удерживая торс на вытянутых руках.
— Позвони соседке, — жарко прошептал он. — Спроси, могут ли дети остаться у нее еще ненадолго.
— Не могу. Они и так сидят там с самого обеда. Это было бы нечестно. — Пальцы Бекки помимо ее воли зарылись в густую поросль на груди Райана, разминая крепкие мышцы. — К тому же мы уже дважды занимались любовью.
От ее прикосновения по телу Райана словно прошел разряд тока. Он задохнулся, задвигал бедрами, вновь сжигаемый желанием, словно и не утолил его совсем недавно.
— Эта поездка была сущим адом. Я не спал ночами. С трудом мог сосредоточиться. Я поддерживал жизнь галлонами кофе и мечтами о тебе. Эротическими мечтами. Ты была со мной везде, точно призрак, — в постели, в офисе, в такси, в любом ресторане, одетая в одну лишь чертову розовую рубашку. Два раза слишком мало. Для меня и трех недостаточно.