Перед вахтой
Шрифт:
— Могу намекнуть, — прищурился Ральф Сарагосский. — И вот что характерно: я как раз сегодня утром об этом подумал… — Ральф закатил под лоб голубые глаза, провел пяльцами от висков к подбородку и, кашлянув, заговорил:
— Вас способна увлечь такая тема… Вы, конечно, представляете себе, что такое Голливуд? Теперь вспомните, что такое сказка про Красную Шапочку. Теперь вообразите, как осуществили бы постановку этой сказки в Голливуде.
— Наверное, превосходно осуществили бы, — сказал Антон.
— Превосходно, да, — не стал спорить Ральф Сарагосский. —
— Конечно. Каинова печать капиталистического строя, — согласился Антон.
— Ну и как же поставил бы Голливуд «Красную Шапочку»? — задал Ральф ораторский вопрос.
— Я вас понял, — сказал Антон. — Надо подумать… Вы знаете, это может быть смешно… — Ему грезились образы и строчки. — Это уже смешно… Это очень смешно… Постойте…
Буря. Ночь. В кромешном мраке заунывный вой собаки.— Да, да, что-то есть, — встрепенулся Ральф.
— Погодите, — отмахнулся Антон. — Дальше так:
Огороженный плетнем деревенский старый дом. Неумолчно буря злится. Лет пятнадцати девица в красной шапке набекрень ловко лезет на плетень…— Картина! — выразился Ральф Сарагосский. — И в следующем кадре бабка…
У плиты стоит бабуся, улыбаясь, жарит гуся. Звон стекла… На грудь нога. «Где от сейфа ключ, карга?»— Вы вспотели, — сказал Ральф Сарагосский и подал Антону платок.
Антон вытер лоб, машинально положил платок в карман и продолжил:
— Дальше примерно так…
«Ключ потерян!» — «Лжешь, хрычовка!» — Небольшая потасовка. Дикий вопль. Удар ножом. Кровь из раны льет ручьем.— Невообразимо отлично! — громко сказал Ральф Сарагосский. — И вот, что характерно: в каждой строчке есть драматургия.
Ласковые мамы первокурсников вскинули удивленные лица. Бледная дева вздрогнула и еще чаще захлопала ресницами, озираясь. Антон достал платок, крепко вытер лицо и отдал вещь Ральфу.
— Вы прирожденный эстрадный автор, — сказал Ральф Сарагосский. — Вы могли бы зарабатывать на эстраде
— Не знаю о таком…
— Наивный мальчик! Там же лежат деньги на ваше имя. С каждого концерта, — объяснил Ральф, — вам причитается некоторая, небольшая правда, сумма. Если ваши вещи исполняются часто, денег накапливается много. Например, я исполняю ваш фельетон в каждом концерте, а их у меня шесть в неделю.
— Все это очень кстати, — обрадовался Антон, вспомнив про подарок. — Надо выяснить, где находится эта преполезнейшая контора.
— И выяснять нечего, — сказал Ральф. — Она на Владимирском проспекте. Ступайте туда завтра же.
— Завтра? У нас так не делается, — засмеялся Антон и простился.
Он пошел искать старшину роты. Лев Зуднев отыскался у ружейной пирамиды. Он только что засунул мизинец в канал ствола карабина Сеньки Унтербергера.
— Товарищ главный старшина, — обратился к нему Антон сугубо официально. — Разрешите уволиться до ужина.
— Что такое? — насторожился Лев Зуднев. — Предупреждаю, что если у вас заболела тетя или родители переезжают на новую квартиру, не отпущу. Это устарелые и скучные причины.
— Мне нужно получить гонорар в Управлении по охране авторских прав, — огорошил его Антон причиной. Лев Зуднев вытащил из карабина мизинец, протер его ветошью и согнул перед носом подчиненного:
— Загибаешь?
— Режу правду-матку, товарищ главный старшина, — сказал Антон.
— Деньги предъявишь?
— Если дадут.
— Ах, если, — протянул главный. — Видали мы таких сообразительных. Иди в класс, читай художественную литературу.
— Я не похоронное бюро, полной гарантии дать не могу, — рассердился Антон. — Не дадут денег, так справку возьму, что я у них был.
— Уговорил, — сказал Лев Зуднев. — Одевайся!
В бухгалтерии было два стола, и, конечно, Антон сперва подошел не к тому.
— Вам нужно обратиться к Раисе Владимировне, — указала полная дама.
Молоденькая Раиса Владимировна усадила Антона перед собой на стул, достала из ящика кипу бумаг и стала пересыпать их ловко, как давний игрок карточную колоду.
— Мы удивлялись, — приговаривала она попутно, — приходят деньги на фамилию Охотин, а сам Охотин не приходит.
Она нашла нужную карточку и положила перед собой. Я ведь не знал, что вы существуете, — оправдался Антон.
— Существуем, и, говорят, не напрасно. Могу вас обрадовать, — улыбнулась Раиса Владимировна. — На вашем счету шестьдесят шесть рублей.
— Милостивые боги! — изумился Антон. — За один-то фельетончик!
— Наверное, вас много исполняют, — объяснила Раиса Владимировна. — Значит, удачная вещь. Вот демобилизуетесь, будет у вас заработок. Вам еще долго служить?
— До гробовой доски, — сказал Антон. — Я курсант.
— Ах, вот как… — сочувственно вздохнула Раиса Владимировна и выписала бумагу, которую. Антон принял с трепетом души и заметным сердцебиением.