Перед заходом солнца
Шрифт:
Инкен. Винтер, несите скорее вещи! Мы привезли с собой пледы, теплую одежду и шубу… Если он устал, то поспит в автомобиле. Завтра в это время он будет в безопасности, по ту сторону швейцарской границы. Там через несколько часов забудет весь этот черный кошмар.
Фрау Петерс. Инкен, ты, по-видимому, не понимаешь всей серьезности его состояния. Я даже не уверена, в полном ли он сознании. Ему мерещится, что за ним кто-то гонится.
Инкен. Гонится? А разве это не так?
Гейгер. Многое в жизни я переносил легче. Никогда не забуду молящего взгляда,
Фрау Петерс. Он нас услышал… Он ходит по спальне.
Дверь из спальни приоткрывается. Женщины замолкают. Входит Клаузен.
Инкен. Маттиас!
Выражение лица Клаузена не меняется. Инкен тянет его в комнату и привлекает к себе, потом окликает громче: «Маттиас!» И в третий раз, как бы желая встряхнуть его: «Маттиас!» На лице Клаузена появляется улыбка, словно при пробуждении.
Клаузен (шепчет, словно перед ним призрак). Инкен…
Инкен (делает знак. Все удаляются, оставляя Клаузена и Инкен одних). Ну, говори! Мы теперь одни, Маттиас…
Клаузен (сильно бледнеет, говорит с трудом). Слишком поздно: моя душа мертва, Инкен…
Инкен. Не удивительно, что тебе сейчас так кажется. Всякий сон – это смерть души, Маттиас, но я тебя воскрешу.
Клаузен. Я вижу, это ты, Инкен, но по-настоящему не чувствую этого…
Инкен. Это легко объяснить тем чудовищным, что ты пережил.
Клаузен. Ты хочешь сказать, что меня сломила вся эта мерзость?
Инкен. Теперь ты опять на свежем воздухе. Все утерянное вернется, Маттиас…
Клаузен. Я смотрю на тебя, что-то ищу, но никак не могу найти. Я волочу мертвую душу в еще живом теле.
Инкен. Говори все, не щади меня, Маттиас!
Клаузен. Я боюсь, что твоя власть кончена: никому не дано воскресить мертвую душу.
Инкен. Тебе не надо меня любить, не люби меня! Моей любви хватит для нас обоих, Маттиас.
Клаузен. Тогда скажи мне, Инкен, где я?
Инкен. В Бройхе, где ты часто бывал.
Клаузен. Инкен, у тебя хорошая мать, но как это случилось, что я здесь, у твоей матери? Разве мы не были вместе в Швейцарии?
Инкен. Да, Маттиас. Мы были в Арте.
Клаузен. Я хочу вернуться в Арт. Едем в Арт!
Инкен. Автомобиль у ворот, он готов в путь. Мы можем сейчас же уехать. Винтер сядет с шофером. С нами Гейгер.
Клаузен. Правда? И нет никаких препятствий?
Инкен. Никаких, если мы не будем терять времени. Если тебе что-нибудь неясно – старайся об этом не думать. Положись во всем на меня, пока к тебе не вернутся прежние силы. Бери все у меня. Ведь я – это ты!
Клаузен. О да, ты, наверно, лучший опекун, чем Ганефельдт.
Инкен. Не опекун, Маттиас, – я твой посох, твоя опора. Я твое творение, твоя собственность, твое второе «я»! На это ты рассчитывай, это ты
Клаузен. Скажи мне только, как случилось, что я попал в дом твоей матери?
Инкен. Не думай сейчас об этом. В городе, наверно, уже знают, где ты. Идем, Маттиас! Может быть, через каких-нибудь четверть часа наше бегство, наше освобождение уже станет невозможным.
Клаузен. Может наконец кто-нибудь сказать мне, что произошло? Мне кажется, упал канделябр. Я испугался и лег в постель. Возможно, я потом во сне поднялся… Со времени смерти моей незабвенной жены это, говорят, со мной случалось. В таком состоянии меня могло и сюда занести.
Инкен. Ты рассказал все почти без пропусков, Маттиас.
Клаузен. Почти – говоришь ты. Этим ты ограждаешь себя от лжи. Теперь только я припоминаю все яснее и яснее…
Инкен. Ты мне это расскажешь потом, в машине, Маттиас! Как нам будет хорошо, когда мы выберемся на шоссе! Ты откинешься на подушки, и, если я увижу, что ты вдруг тяжело дышишь, что тебя мучает кошмар, я разбужу тебя, Маттиас! Зачем же я тогда рядом с тобой? Только несколько дней будь как дитя. Я буду о тебе заботиться, как о своем ребенке.
Клаузен. Знаешь ли ты, какая это бездна – семьдесят лет жизни? Без головокружения никому не заглянуть в нее.
Инкен. Маттиас, стрелка часов отмечает невозвратимые золотые минуты. Нас ждет автомобиль. Идем, Маттиас! Нехорошо, что ты всегда говоришь о бездне. Когда нам снова будет светить солнце, мы будем смотреть вперед, а не в бездну…
Клаузен. Ты посланница того мира, Инкен! (Опускается на диван.) Дай мне спокойно во всем разобраться. (Закрывает глаза.) Когда твои благословенные руки обнимают меня, мне хорошо, хотя я не вижу их, хотя я не вижу тебя. Когда я закрываю глаза, я чувствую так ясно и просто, что на свете есть вечная благодать.
Входит Гейгер.
Гейгер. Прости, Маттиас, что я вхожу незваный…
Клаузен. Для меня ты всегда званый.
Гейгер. Да, в известной степени званый. Когда я в Кембридже получил твое письмо, я понял, что это призыв.
Клаузен. Но тогда нам обоим было непонятно, зачем я тебя зову.
Гейгер. Я понял твой призыв в прямом смысле слова. Но об этом мы пофилософствуем позже. Шофер уже запасся горючим, мотор остынет. Пора садиться.
Клаузен. Ваш портфель с собой, доктор Вуттке?
Гейгер. Ты меня не узнаешь, я твой старый друг Гейгер.
Клаузен. Мое завещание в безопасности? Можно на вас положиться, Вуттке? Если кто-нибудь начнет оспаривать его, будете вы, подобно льву, защищать мою Инкен?
Гейгер. Бог свидетель, я к этому готов! На этот вопрос я могу ответить только «да»!
Инкен. Маттиас, все это теперь безразлично. То, что ты пережил, выше сил человеческих. Будь я сильнее, я унесла бы тебя на руках. Я умоляю тебя: соберись с силами!
Клаузен. Скажи мне: твой отец, кажется, был крайне щепетилен в вопросах чести?