Перед заморозками
Шрифт:
Не сейчас, подумала Линда. Может оказаться и так, что Генриетта и вправду не знает, что ее дочь уже давно ни на какого врача не учится. Это может стать моим козырем, но я выложу его позже.
Она переменила тактику.
— Вы знаете Зебру?
— Ты хочешь сказать — Зебочку?
— Мы называем ее Зеброй. Она исчезла. Точно так же, как Анна в тот раз.
Генриетта не прореагировала — ни словом, ни жестом, ни гримасой, никак. Линда почувствовала себя боксером, сшибленным с ног в момент собственной же
— Может быть, вернется, как и Анна?
Линда скорее почувствовала, чем сообразила — вот оно, слабое место.
— А почему вы тогда не сказали, что знаете, где Анна?
Удар попал в цель. Лицо Генриетты покрылось крупными каплями пота.
— Ты утверждаешь, что я лгу? Тогда уходи. Ты мне здесь не нужна. Ты мешаешь мне работать.
— Я именно это и утверждаю — вы лжете. И я не уйду, пока не получу ответ на мои вопросы. Я должна знать, где Зебра. Она в опасности, и Анна в этом как-то замешана. А может быть, и вы. И я уверена, что вы знаете намного больше, чем хотите показать.
Генриетта истерически закричала. Собака проснулась и залаяла.
— Убирайся! Я ничего не знаю.
Она встала и подошла к окну. Открыла, закрыла, снова открыла. Наконец оставила чуть приоткрытым. Линда не знала, как продолжать разговор, она знала только, что отступать нельзя. Генриетта, казалось, успокоилась и повернулась к ней. Ее дружелюбие как ветром сдуло.
— Ненавижу, когда меня обвиняют во лжи, — холодно сказала она. — Я не знаю, где ваша Зебра. И не понимаю, почему ты считаешь, что Анна в это замешана.
Она и в самом деле была задета. Или ловко изображала. Она говорила громко, не кричала, но в голосе прорывались рычащие нотки. Она так и стояла у окна.
— В тот вечер, когда я угодила в капкан, — сказала Линда. — С кем вы тогда говорили?
— Ты шпионила за мной?
— Называйте как хотите. А как по-вашему, что меня сюда принесло? Я хотела знать, почему вы врете, будто не знаете, где Анна.
— Ко мне приходил музыкант, мы будем вместе работать над композицией.
— Нет, — сказала Линда, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Это был не он. Это был кто-то другой.
— Ты снова обвиняешь меня во лжи?
— Я вас не обвиняю. Я знаю, что вы лжете.
— Я всегда говорю правду, — сказала Генриетта. — Иногда, впрочем, могу уклониться от ответа, когда не хочу делиться своими тайнами.
— Вы называете это уклончивостью, я называю это ложью. Потому что я знаю, кто это был.
Генриетта снова сорвалась на крик:
— Что ты можешь знать?
— Это был или человек по имени Тургейр Лангоос, или отец Анны.
Генриетта вздрогнула.
— Тургейр Лангоос! — закричала она. — И отец Анны! Что им здесь делать? Я не знаю никакого
Генриетта быстро вышла в кухню и вернулась со стаканом воды. Она собрала со стула кассеты с записями и села. Линда попыталась увидеть ее лицо. Генриетта улыбалась. Когда она заговорила, голос ее был таким же мягким и мелодичным, как в начале разговора.
— Я не знаю, почему я так взорвалась.
Линда внимательно посмотрела на нее и почувствовала, как в подсознании мигает красная предупредительная лампочка. Что-то она не поняла, что-то сделала не так, хотя не могла понять что. Разговор не получился. Она добилась только того, что Генриетта замкнулась еще больше. Здесь нужен опытный полицейский, подумала она и пожалела, что вообще сюда приехала. Теперь отцу или другим будет еще трудней вытянуть из этой дамы то, что она не хочет рассказать.
— Есть еще что-то, что тебе кажется в моих словах ложью?
— Я не верю почти ни одному вашему слову. Но я не могу заставить вас сказать правду. Я только хочу, чтобы вы поняли, что все эти вопросы я задаю потому, что очень волнуюсь. Я боюсь, что с Зеброй что-то случилось.
— Что с ней может случиться?
Линда внезапно решила сказать все как есть.
— Я думаю, что кто-то, может быть их несколько, убивает женщин, сделавших аборт. Зебра делала когда-то аборт. Женщина, которую убили в церкви, тоже. Вы ведь слышали про эту историю?
Генриетта сидела неподвижно. Линда посчитала это подтверждением — да, слышала.
— Ну и при чем тут Анна?
— Пока не знаю. Но я боюсь.
— Чего?
— Что кто-то убьет Зебру и Анна будет к этому причастна.
В лице Генриетты что-то изменилось. Линда сразу не поняла что. Словно бы тень пробежала, быстро, едва уловимо, но она заметила. Все, больше ничего она не добьется. Она наклонилась, чтобы поднять брошенную на пол куртку, и посмотрела в стоящее на столе зеркало. Генриетта смотрела не на нее, а куда-то поверх ее. Несколько мгновений, потом снова перевела глаза на Линду.
Линда поняла. Она смотрела в окно, в то, что оставила приоткрытым.
Линда поднялась и, надевая куртку, словно бы ненароком посмотрела в окно. Там никого не было. Но она была уверена, что кто-то там только что стоял. Она замерла. Громкая и четкая речь Генриетты, окно, открытое словно бы нечаянно, многократное повторение названного ей имени с заверениями, что она никогда его не слышала… Линда не смотрела на Генриетту, она боялась, что та прочитает все на ее лице.