Передача лампы
Шрифт:
Позволь им выйти наружу — переживи их, перестрадай их. Это будет трудно и изнурительно, но в большой степени оправданно. Как только ты переживешь их, перестрадаешь их, примешь, что это ты и что не ты сотворила себя такой, а поэтому ты не должна осуждать себя, что именно такой ты обрела себя — когда они пережиты сознательно, без подавления, ты будешь удивлена, но они исчезнут сами по себе. Их воздействие на тебя уменьшится, их хватка на твоем горле ослабнет. И когда они уходят, возможно, наступит момент, когда ты сможешь начать наблюдать.
На Востоке есть притча: слон вошел в дверь… Слон вошел, но его тень все еще в дверях, она почти как
Ты не отпускаешь слона. Ты можешь прятать его внутри, но как долго? И ты будешь все это время носить слона с его весом. Он будет влиять на каждое твое действие. Ты будешь что-либо делать, но появится злость, ты будешь что-либо делать, но появится ненависть, ты будешь что-либо делать, но почти как зомби, потому что слон слишком тяжел.
И не ты в ответе за это. По сути, никто не в ответе за это. Возможно, был бы Бог, но он умер; это была его единственная обязанность. Ты можешь считать, что в ответе общество, ты можешь считать, что в ответе родители, но это не поможет. Это может стать своего рода утешением, но не решением. Помни: никто не в ответе; такой ты обрела себя.
И я не вижу в этом ничего аномального; все проходят через это в большей или меньшей степени. Надо помнить одно: чем большего слона ты носишь в себе, тем большее будет облегчение и свобода. Все уравновешено. Вы можете испытывать великое страдание, но и блаженство будет также значительным. Поэтому не стоит беспокоиться. Что в этом не так?
Просто переживиэто.
Для тебя на данный момент единственный путь — пережить это полностью, чтобы слон мог смело выйти: «Теперь я готов жить; нечего скрывать». И как только это все попадет в сознательный ум, оно рассеется; и когда останется только тень, придет время стать осознанной. Сейчас это породит шизофрению, потом — просветление.
Никогда не тревожься о большихпроблемах. Все наши проблемы маленькие. Мы сами маленькие — откуда могут появиться большие проблемы? Кроме того, какая бы ни была глубина твоей проблемы, она станет глубиной твоей свободы, твоего посвящения, когда проблема исчезнет. Ты получишь полную компенсацию.
Но помни — не подавляй. Твоя мысль о том, чтобы быть наблюдательной, на данный момент не что иное, как подавление.
И однажды я тебе скажу — когда ты меня спросишь: «Теперь настало время начинать пробуждаться». Немного терпения… мы все в состоянии выдержать это.
Ошо, почему ты всегда тянешь меня за большой палец ноги, когда отвечаешь на мои вопросы?
Миларепа, я всех тяну за палец, но никто не сошел с ума, чтобы признаваться в этом. Все об этом знают… или ты думаешь, я пришел, чтобы говорить? Я пришел, чтобы тянуть тебя за большой палец ноги. И все об этом знают — но никто об этом никому не говорит!
Глава 7
Караван все больше и больше
Ошо, когда ты рассказываешь нам истории о своих студенческих годах или о том времени, когда ты был профессором, я часто задумываюсь: как это было — быть одним из тех, кто учился с тобой или у тебя.
Студенты, которые учились со мной, испытывали ко мне смешанные чувства. Обо мне сложились самые разнообразные представления. Большинство однозначно было против меня по одной простой причине, что, по их мнению, я был возмутителем спокойствия. Они поступили туда не для изысканий, они поступили, чтобы получить степень, найти работу, завести семью. Меня же не интересовали ни экзамены, ни степени, я всегда был сконцентрирован на настоящем, на предмете, который изучал в данный момент. Я хотел получить исчерпывающие знания.
Большинство же было против, потому что если каждый предмет изучать настолько тщательно, то завершить программу обучения за три года не представлялось возможным… Ее нельзя было бы завершить даже за двести лет… И они волновались за свои экзамены. Мое отношение и их отношение были абсолютно разными — диаметрально противоположными.
Мне был интересен данный момент, данный предмет; их не интересовал предмет, их интересовали только конспекты, подготовка к будущему экзамену. Я никогда ничего не записывал; точно так же, когда я стал профессором, я не разрешал студентам записывать на своих занятиях, потому что записывать — значит двигаться в будущее. Ты сейчас не здесь, ты готовишься к чему-то другому, что будет происходить в другом месте.
Даже профессора постоянно призывают студентов — и я думаю, что это происходит во всем мире — записывать в конспект самое главное из того, чему их учат, не понимая простого факта, что, пока студент занят записыванием, он не полностью воспринимает то, чему его обучают.
Я сказал своим профессорам: «Я не могу представить, что вы, люди, вместо того, чтобы препятствовать, поощряете деятельность, которая должна оскорблять вас. Вы учите; обучаемые должны быть тотально чуткими, вслушивающимися, вбирающими, впитывающими. Но никого из вас это не заботит. Вы велите им записывать; вы учите их откладывать на будущее».
Преподаватели были против меня, большинство студентов были против меня, но то были заурядные личности.
Были несколько студентов, которые буквально влюбились в меня, — ведь я делал то, о чем из страха они не могли спросить, и то, что они не могли четко сформулировать. И они наслаждались. Я стал, в определенной степени, выразителем их взглядов. Их больше интересовали мои рассуждения, чем то, о чем говорили учителя. Потому что мои рассуждения затрагивали самые корни предмета.
Было и несколько преподавателей, любивших меня. Но очень немногие открыто отдавали должное тому, что мои рассуждения были более вескими, чем их собственные. Они говорили: «Запомни, пожалуйста, что мои рассуждения помогут тебе сдать экзамен. Твои же рассуждения не помогут».