Передряга
Шрифт:
— В смысле, разрешите выполнять, товарищ полковник?
— Давай, — полковник уже не злился, — выполняй.
Напряжение, в котором он находился весь день, начало спадать. У него сложилось интуитивное ощущение, что ситуация давно переломила ход и развитие её приняло необратимый и, что хуже, неуправляемый характер. Все их действия, кажущиеся осмысленными и правильными, в реальности не давали никаких результатов. Оставалось стиснуть зубы и реагировать на происходящее хотя бы как-то. Им так и не удалось перехватить инициативу. Снежный ком катился сам собой,
В какой-то момент у него появилось дикое желание: прямо сейчас, немедленно, написать рапорт об отставке, запереть кабинет на ключ и уйти, чтобы никогда больше не возвращаться. Это было малодушием. Он знал, что не сможет уйти. Уход расценили бы как измену ГОСУДАРСТВЕННЫМ интересам, поскольку дело касалось ГОСУДАРСТВЕННЫХ лиц. Мир, в котором он жил, устроен чрезвычайно жестко. Войти в него трудно, но выйти еще труднее. Все повязаны круговой порукой. Слишком многое тебе известно. Кто, когда л из какой кормушки ел. Слабость простить могут, измену не простят ни за что. Слабый — жалок. Изменник — опасен. Априори. Слабого отшвырнут, изменника… Что сделают с изменником — понятно. Маков знал многое, поскольку часто выполнял особые поручения. А значит, был опасен потенциально.
«Мотив, — подумал Маков. — Все упирается в мотив. Всю эту беготню, стрельбу на улицах, кровь можно как-то объяснить. Максимум, что ждет меня — почетный выход на пенсию. Пожурив для вида, дадут откупного. Участок в престижном Подмосковье с неплохим домом. Персональную пожизненную пенсию. Это не только благодарность за оказанные в прошлом услуги. Это еще и плата за молчание. Но если всплывет мотив…»
Значит, беглец-милиционер и непосредственные участники похищения. Им всем предстоит умереть. Всем.
— В ОМОН и РУОП не забудь позвонить, — напомнил Маков, по-прежнему не поворачивая головы.
— Так точно. — Коновалов вытянулся во фрунт.
— Иди.
— Есть, товарищ полковник.
— Я сказал: иди.
— Так точно.
Коновалов пулей вылетел за дверь, а Маков остался сидеть, слепо глядя в экран телевизора, по которому лвигались размытые фигурки людей.
Макс припарковал машину в каком-то темном переулке и кивнул Андрею.
— Спрашивай. Что ты хотел узнать?
Тот посмотрел на обоих «братков». Первый, со сломанным носом, поглядывая настороженно в ожидании дальнейших действий со стороны руоповцев. Второй, с ушами алыми и похожими на вареники, мирно посапывал, привалившись к дверце.
— В
— Охраняли, — подтвердил тот, что с разбитым носом. — А он что, это самое, натворил, что ль, чё-нибудь? Так мы, начальник, тут ни при чём. Старший сказал: охранять, мы и, это самое, охраняли.
— К этому раненому приходил кто-нибудь?
— Это самое, никто не приходил. Звонили только.
— Кто?
— Не знаю, начальник. В натуре, это самое, не знаю. Мы трубку сразу передавали.
— Ты сам раненого видел?
— Ну, видел, эт’ самое. Нам его показал парень, который до нас стоял.
— Как показал? Пальцем в него ткнул?
— Нет, ну не пальцем, эт’ самое. Он спал, этот мужик. Нам показали койку. Мол, вон он и, эт’ самое, всё.
— И потом вы ориентировались только по койке?
— Ну да.
— А сколько народу в палате?
— Двое.
— Второй часто отходил?
— Второй-то? Да, эт’ самое, постоянно где-то гуляя.
— А ваш, значит, нет?
— Наш только в сортир да в столовку. Дальше мы его, эт’ самое, не пускали. С ним ежели чего случилось бы, нас Туча живьём зарыл бы.
— Ясно. — Андрей повернулся к Максу. — Поехала
— Куда?
— В Скяифосовского.
— В Склифосовского так в Склифосовского, — пробурчал Макс, утапливая педаль газа.
Их долго не хотели пускать. Квадратный охранник с недоверием разглядывая удостоверение Макса, потом «корочки» Андрея, затем кивнул на бугая с разбитым носом.
— А этот?
— Этот с нами, — проворчал Макс. — Ну так что, брат, ты нас впустишь или так и будешь, как коньяк, выдерживать?
Охранник впустил их только после того, как подошел дежурный врач. Они поднялись на нужный этаж. Открыли дверь палаты. Одна койка была аккуратно за-праыена, на второй лежал мужчина лет сорока и читал газету. Услышав звук открывающейся двери, он повернул голову и уставился на вошедших.
— Это он? — спросил Андрей у бандита. — Он?
— В натуре, — шмыгнув носом, ответил тот. — Его мы и охраняли, это самое.
— Как Пётр разговаривал по телефону?
Андрей подошёл к койке. Макс подтолкнул в спину бугая.
— Входи, не стесняйся.
— Я не понимаю… — начал было мужчина, но руоповец, посмотрев на часы, хмуро спросил, указывая на хлюпающего носом бугая:
— Видишь нос этого парня? Если не ответишь, у тебя будет такой же. Даю тридцать секунд. И так много времени потерял.
— Ну… он мне дал телефон. Такой, без проводов. Показал, куда нажимать. Сказал, если будут спрашивать Петра, нажимать кнопки. Там комбинация особая есть. Говорит, мол, подруга у него недалеко, а тесть у не го страсть какой ревнивый. Мол, попользуюсь случаем. И денег мне за это дал.
— Много? — поинтересовался Макс.
— Денег? Двести баксов. Спокойствие, говорит, дороже. Я посмотрел, парень тертый. Не знаю, может, он я не по бабам бегал вовсе. Но и звонили ему не так чтобы очень часто, я не перетрудился.