Перегрузка

Хейли Артур

Она поспешно продиктовала по телефону свой материал о Голдмане, который должен был выйти в вечернем выпуске, и теперь, уже опаздывая на десять минут, торопилась на встречу с Иветтой. Нэнси надеялась, что у девушки хватит ума подождать.

Сегодня Нэнси должна была выяснить некоторые моменты по другому делу, для чего ей нужно вернуться в офис “Экзэминер”. Да и как-то надо было выкроить время и заскочить в банк за деньгами. На четыре назначен визит к дантисту, а вечером она обещала быть на двух вечеринках. На одну она должна была просто заглянуть,

а другая наверняка затянется далеко за полночь.

Но она любила быстрый темп и в работе, и в развлечениях, хотя бывали дни, как сегодня, когда происходило слишком много всего.

Нэнси улыбнулась при мысли о своем отчете о речи Голдмана. Вероятно, он удивит его, потому что этот материал был прямым, честным, без какой-либо тенденциозности.

Несколько сотен руководителей американской энергетической промышленности стоя приветствовали сегодня Нимрода Голдмана, вице-президента “Голден стейт пауэр энд лайт”, который заявил, что находящиеся под политическим влиянием контролирующие органы злоупотребляют общественным доверием.

Он обратился к проходящему в городе съезду Национального института энергетики.

Ранее Голдман критиковал некоторых борцов за окружающую среду, которые, как он сказал, сопротивляются всему. “Не существует ничего, абсолютно ничего, что бы наша энергетическая промышленность могла предложить…”

И так далее, и так далее. Она цитировала некоторые его заявления, в том числе о приближающемся энергетическом голоде, так что все вопросы должны быть обращены теперь к нему, а не к репортеру.

Господи! Как только таким идиотам дают водительские права? Она была второй в ряду машин, который мог двигаться на зеленый свет светофора, но парень, стоявший первым, до сих пор не тронулся с места. Что он, уснул? Она нетерпеливо сигналила. Дерьмо! Светофор мигнул желтым, а когда Нэнси подъехала к нему, зажегся красный свет. Но перекресток казался свободным, и она рискнула проскочить на красный.

Через несколько минут она увидела впереди тот бар, где была на прошлой неделе. На сколько она опоздала? Поравнявшись с баром, Нэнси взглянула на свои часы. Восемнадцать минут. И, как назло, сегодня негде было поставить машину. Она нашла место через два квартала и, заперев “мерседес”, поспешила назад.

В баре было темно и пахло плесенью, как и раньше. Нэнси остановилась, давая глазам привыкнуть к темноте. Ей показалось, что за семь дней ничего не изменилось и даже посетители были те же.

Иветта ждала. Нэнси ее увидела. Она была одна за тем же столом в углу, за которым они сидели в прошлый раз. Перед ней стояло пиво. Она взглянула на приближающуюся Нэнси, но не проявила не только какого-либо интереса, но и признаков того, что узнала ее.

— Ты обещала рассказать мне сегодня, что происходит в том доме на Крокер-стрит и что там делает Дейви Бердсон. Иветта взглянула на нее:

— Нет,

я не обещала. Вы просто надеялись, что я расскажу.

— Хорошо, но я все еще надеюсь. Почему бы тебе не сказать сначала, чего ты боишься?

— Я больше не боюсь, — девушка сказала каким-то безжизненным голосом, да и лицо ее не выражало никаких эмоций.

Нэнси подумала, что ничего не добьется и, может быть, зря теряет время. Она попыталась еще раз:

— Привет! — поздоровалась с ней Нэнси. — Извини, что опоздала.

Иветта слегка пожала плечами, но ничего не сказала. Нэнси подозвала официанта.

— Еще одно пиво. — Она ждала, пока его принесут, украдкой разглядывая девушку, которая до сих пор не произнесла ни слова. Она выглядела еще хуже, чем неделю назад, — кожа покрыта пятнами, волосы спутаны. На ней была та же одежда, выглядевшая так, как будто в ней спали целый месяц.

На ее правой руке опять была перчатка, по-видимому, скрывающая дефект, замеченный Нэнси при первой встрече.

Нэнси отпила большой глоток неплохого пива, затем решительно перешла к делу.

— Так что изменилось за эту неделю?

Иветта не ответила. Казалось, она о чем-то размышляла. А пока, очевидно, не осознавая, что делает, Иветта потирала свою правую руку левой. Сначала в перчатке, а потом стянув ее. Потрясенная Нэнси с ужасом уставилась на руку. То, что раньше было ею, теперь выглядело уродливым красно-белым месивом из рубцов и шрамов. Двух пальцев не хватало, остались лишь неровные, выступающие обрубки. Другие пальцы, более или менее целые, тоже имели дефекты. Один палец был нелепо изогнут.

Нэнси почувствовала тошноту.

— Боже! Что случилось с твоей рукой? Иветта взглянула вниз, потом, все поняв, быстро закрыла руку.

— Что случилось? — настаивала Нэнси.

— Это был… Я попала в аварию.

— Но кто оставил все в таком виде? Врач?

— Я не обращалась к врачу, — сказала Иветта. Она была готова заплакать, но сдержалась. — Они бы мне не позволили.

— Кто не позволил? — Нэнси почувствовала, что злится. — Бердсон? Девушка кивнула:

— И Георгос.

— Кто такой этот Георгос? И почему они не отвезли тебя к врачу? — Нэнси сжала здоровую руку Иветты. — Девочка, я хочу помочь тебе! Я это смогу. Еще можно что-то сделать с рукой. Время еще есть.

Девушка покачала головой. Лицо и глаза ее стали такими же, как раньше, — пустыми, скучными.

— Ну, скажи мне, — умоляла Нэнси. — Скажи мне, что все это значит?

Иветта вздохнула. Затем внезапно нагнулась к полу и подняла потрепанную коричневую сумочку. Открыв ее, она вынула две магнитофонные кассеты, положила их на стол и пододвинула к Нэнси.

— Там все, — сказала Иветта. Затем одним движением она осушила остатки своего пива и поднялась, чтобы уйти.

— Эй! — запротестовала Нэнси. — Не уходи пока! Мы ведь только начали. Послушай, почему бы тебе не рассказать мне, что там, на этих кассетах? Мы бы поговорили об этом.