Перехлестье
Шрифт:
Глаза стряпухи сузились, а на пухлом и уже далеко не таком радушном, как прежде, лице заиграла недобрая улыбка.
– Грехобор, – обернулась она к магу, – поднимись наверх. Вторая дверь… – девушка быстро посмотрела на руки, определяя направление, – слева. Тот покой приготовлен для тебя. Можешь отдохнуть, помыться… Если что-то надо – зови служанку. Платить не нужно. Захочешь поесть – спускайся, я с удовольствием тебя накормлю. Оставайся здесь столько, сколько понравится. Дэйн, – улыбкой Василисы можно было замораживать заживо, – у нас почетных посетителей обслуживает
И, резко развернувшись, странная девушка пошла прочь, более не удостоив палача магов взглядом. Тот сидел, словно громом пораженный. Грехобор еще несколько минут осознавал случившееся, а потом медленно поднялся.
Что скрывать – его шатало. И даже не столько от привычной усталости, сколько от непривычных переполнявших чувств. Слишком много странного приключилось с ним за это короткое утро. Столько, сколько не приключалось за все последние годы. Да, отдых будет совсем не лишним. Тем более… поспать на кровати? Настоящей? С матрасом и одеялом? Он решил воспользоваться причудой судьбы и провести последнюю ночь своей жизни почти как человек. А завтра… завтра выйдет срок, и маг тихо умрет, не выполнив волю богов.
– Дэйн… – тихо, миролюбиво произнес Грехобор, подняв руки. – Я уйду отсюда утром.
Мужчина развернулся и пристально посмотрел на собеседника. На мгновение в его темных глазах что-то вспыхнуло, а потом он снова стал собой – равнодушным орудием возмездия богов.
– Это меня не касается, – ровно ответил он и неторопливо покинул харчевню.
Тепло. Мягкость одеяла. Легкий ветер овевает пылающее лицо. Нет, не ветер. Чьи-то легкие прикосновения, столь осторожные и ласковые, что их легко спутать с ветром.
– Красавица моя, – тихий, чуть хриплый голос заставил забеспокоиться. Она где-то слышала его! Где-то, вот только бы вспомнить где. – Красавица…
Нежные руки медленно скользнули к шее. Пальцы мягко обвели ключицу, замерли на мгновение, а потом вновь двинулись вверх.
Она хотела открыть глаза, но веки словно налились свинцом и не поднимались. Девушка понимала, это нужно прекратить, нужно отстраниться, но ласка была столь прекрасна, что внутри все замирало.
И снова прикосновения… легкие, едва ощутимые. Мужские губы скользнули по щеке. Звук дыхания, когда он вбирал воздух, чтобы ощутить ее запах. Легкое прикосновение языка, пробующего ее кожу на вкус… Спящая слепо повернула голову, слегка приоткрывая губы. Желая, надеясь…
– Нет-нет… Рано. Потерпи… – Голос, полный нежности и сожаления, отозвался в душе щемящей болью, а по телу пробежала сладкая дрожь.
Девушка, не открывая глаз, невидяще тянулась к незнакомым, но таким родным рукам.
– Я вернусь. Я буду рядом каждую ночь…
Убаюканная этим обещанием, она улыбнулась и погрузилась в безмятежный сон.
– Все готово? – отрывисто спросил дэйн младшего служку, ожидавшего его на входе в Цетир – место,
Высокое мрачное здание из безликого серого камня возносилось на три этажа. Его не венчали колонны, не украшали скульптуры или каменная резьба. Оно было похоже на гранитную глыбу – холодную, мрачную, одинокую. И внутри все выглядело так же – безлико, с вечным полумраком в длинных коридорах, с множеством дверей и лестниц. Запутанное, некрасивое здание, в котором и зимой и летом царила прохлада и отчего-то не жило даже эхо.
Дом. Дом всех дэйнов.
– Да. Вас ждут. – Служка, молодой еще парень, отступил на шаг, пропуская дэйна.
«Не выдержит, – попутно отметил про себя вновь прибывший, проходя мимо, – слишком много в нем сострадания».
Главным, самым важным условием для службы была безучастность. Не попытка скрыть и заглушить чувства, не видимость равнодушия, а отсутствие сострадания. Только вот как ни старался этот светловолосый юноша облачиться в броню безразличия, в серых глазах то и дело вспыхивало сомнение. Не выдержит. Сострадание, жалость, нежность позволены только видиям, и то лишь потому, что без них провидицы ничего не смогут узнать. Печально.
Высокий, спокойный, дэйн шел по лестнице, ведущей на просторную плоскую крышу, и размышлял о том, что ему надлежит сделать в самое ближайшее время. Ни сомнений. Ни терзаний. Слепая уверенность в собственной правоте. Его уже ждали. Конечно. На главу всех палачей была устремлена сотня глаз, таких же безразличных, пустых, как его собственные. Несколько новообращенных чуть нервничали. Сегодня станет ясно, смогут ли они быть палачами и вершить суд во благо богов.
– Наша цель? – негромко спросил дэйн одного из молодых.
– Клетка магов.
– Наши действия?
– Уничтожение.
– Сомнения?
– Нет.
Коротко кивнув в знак одобрения, он направился к фадиру – крылатому скакуну, который допускал на свою спину только дэйнов. Могучий вороной жеребец нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Окажись здесь Василиса, она бы сразу узнала этого конька, встреча с которым стоила ей памятного нервного напряжения.
Гордое животное тряхнуло длинной волнистой гривой и посмотрело на человека выжидающе. Фадир очень бурно реагировал на любое проявление чувств, поэтому обычному человеку, одолеваемому страхами, радостями и всевозможными страстями, невозможно было и мечтать оседлать такого красавца. А вот дэйн запрыгнул в седло одним махом, и жеребец под ним даже не прянул.
Легко тронув поводья, мужчина направил своего фадира на запад. Мощные крылья снимающихся с мест скакунов подняли на плоской крыше Цетира маленькую воздушную бурю. Тяжелые копыта ударили раз, второй, кони вставали на дыбы и снимались с места.
Городские стены, крыши, улицы стремительно таяли внизу. Крылатые кони мчались на запад, туда, где в непроходимой лесной чаще возвышались серые слоистые скалы с проросшими в их черных трещинах деревьями и кустарником, крутыми обрывами и туманом. Туда, где на захватывающей дух высоте находилась Клетка магов.