Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца
Шрифт:
На столе по очереди появились зонт (зачем ей зимой?!), одна за другой несколько косметичек, кошельков и сумочек размером поменьше, пакет с вязаньем и торчащими огромными спицами (мечта киллера-ниндзя!).
Петр перевел дыхание, однако, как из рога изобилия, извержение из недр сумки продолжалось. Позвякивающая связка то ли ключей, то ли отмычек весом кило на два, объемистый томик в потрепанном красном переплете (определенно мемуары Железного Феликса!), газовый ключ, следом плоскогубцы (никак бабуля подрабатывает ночами у рэкетиров, только утюга не хватает!)
Для Петра, как любого нормального мужчины, обладавшего здоровой логикой и реалистичным трехмерным восприятием пространства, нерешаемой задачей было то, как женщины умудрялись впихнуть в свои кошелки столько ненужного барахла, при этом называя их игриво дамской сумочкой!
Но самым главным было то, что, таская все это с собой, они в нужный момент в этой самой сумочке ничего никогда не могли найти!
Не обращая ни на кого внимания, Энгельсина свалила все назад в баул и продолжила трапезу.
Следующими по очереди значились уже дефицитные сейчас астраханские кильки в красно-синей баночке, их торопил закипающий чайник. Открытая баночка рыбных консервов призывно манила ароматами.
Хитрые кильки подмигивали с куска хлеба, куда их щедро укладывала вахтерша, перед тем как отправить в рот. За спиной голодный Хворин жадно сглотнул, а заурчавшее пузо ему вторило: «Пора уже есть, господа!»
— Надо этому донжуану надавать по жбану, — он, как всегда, скаламбурил, — а то он всех наших девок окучит зараз — пи… — под взглядом Петра он осекся, не завершив нецензурную рифму.
— Гляди, не ушел, греется еще здесь, зараза!
— Тебе что, батареи жалко? Видишь, у человека проблема: лампочка горела, а Света не давала! — Петр сочувствующе посмотрел на парня.
Однако очкарик решил не сдаваться. Что-то пробормотав про себя, он ринулся к вахтерше с одержимостью камикадзе, увидевшего вымпелы американских авианосцев. Набрав воздуха во впалую грудь и зажмурившись, он выпалил:
— Не будете ли вы так любезны пригласить Галину с комнаты 408! Она тоже на психологическом учится.
Не ожидавшая такого напора Энгельсина ойкнула и выронила последний бутерброд. Кильки плюхнулись обратно в банку, щедро обдав ее томатными брызгами. Шифоновая блузка, как и настроение вахтерши, были безвозвратно испорчены.
— Вьюноша, вы не поняли? Я сказала русским по-белому: никого нет с психологического! Все девки по домам на каникулы разъехались!
— И что, совсем никого нет? — шмыгнул парень носом, растерянно теребя гвоздики.
Вахтерша исподлобья смотрела, но молчала.
— И… и что же мне делать? — не унимался он, не понимая, что размахивает красной тряпкой перед быком.
Петр цыкнул дергавшему его за рукав Хворищу — мол, смотри, что сейчас будет.
— А хрен его знает! — Энгельсина встала, могучим телом возвышаясь над столом, словно грозовая туча, и отрезала, как метнула
Очкарик, не ожидая такого, застыл соляным столбом, выронил цветы, а через мгновение, побледнев, а затем покраснев как рак, пулей вылетел на улицу, по пути чуть не влепившись в согнувшегося от смеха Хворище. Петр же, прислонившись к стене, молча открывал рот, как выловленная рыба, хватая воздух — смеяться не было сил.
— Антиллегент хренов! — подвела итог Энгельсина.
— Энгельсина Эдмундовна, вы чай с медом будете? — Петр, всхлипывая остатками смеха, обратился к ней. — Меня на днях угостили.
— Угу. — Она, наклонившись, извлекла из недр тумбочки пол-литровую банку. — Не пожалей бабушке, служивый!
— Яволь, герр майор!
Петр ничуть не обиделся, прихватив с собой ее банку. Он прекрасно знал, что в бабулиной заначке мед будет целее, чем в студенческом холодильнике, к тому же она угощала его частенько: то своей выпечкой, то подбрасывала картошечки с домашними разносолами.
Открывая дверь в комнату и столкнувшись прямо лоб в лоб с ночной пассией Лысого, он скривился от жуткой смеси запахов табака, лука, перегара и пота, разившей от девицы.
«Нет, я бы столько не выпил! Где же он разыскивает таких уродин? Мало того, что не фонтан, как бэтмен в ночи, так еще, видимо, она и храпела этой ночью!»
На все насмешки своих товарищей небрезгливый Лысый всегда отвечал просто: «Если страшная — это, конечно, минус, если дура — это минус, если дает, то минус на минус будет плюс. Да и уламывать не приходится!»
За свои сексуальные подвиги этот рыжеволосый студент с густой кучерявой шевелюрой и получил кличку Лысый, что приводило в недоумение окружающих, слышавших это прозвище.
Дело в том, что на причинном месте у сего субъекта растительность полностью отсутствовала, а женщины, как известно, не только любопытны, но и болтливы. А также мстительны, как кошки. Ну это когда ты ее против шерсти погладишь, а она тебе втихушку в ботинки нагадит.
Так как ограничиться в количестве, не говоря уже о качестве, Лысый не мог, то жизнь в их комнате потихоньку стала превращаться в начинающие набирать популярность бразильские и мексиканские сериалы. Отличие было лишь в том, что действующими лицами помимо их воли нередко становились и Петр с Хворищем.
Конец их терпению пришел после того, как очередная нимфа, которой Лысый выписал отставку, улучив момент, выплеснула ведро кипятка на голову Вовчику, как она посчитала.
Однако в темноте студенческого туалета, в котором лампочка отсутствует по определению, она не разобрала, что это был не Вовчик, а Хворище, на свою беду попавший под ее горячую, в прямом смысле, руку. Спасло его только то, что она ждала достаточно долго и вода успела остыть, так что Хворин отделался чудом.
В итоге они, уставшие от амурных похождений соседа с последующими разборками между ним и визжащими, царапающимися девицами, сначала хотели устроить Вовчику «темную», но передумали.