Переход

Кочешкова Елена А.

Рубашки я люблю больше всего. Для меня они — как символ настоящего мужского. Может быть, я американских фильмов обсмотрелся…

У меня была всего одна, зато просто замечательная — черно-коричневая, в крупную клетку. Я сам купил ее еще в родном городе. Матушка тогда привычно возвела очи небу и сказала, что я — неисправимое чучело. Зря она так, конечно. Я к тому моменту уже понял, что гораздо лучше выгляжу в мужском образе, а не девчоночьем. Только говорить об этом ни за что бы не стал.

В

гей-клубе я сразу почувствовал себя как-то глупо. Словно опять пришел играть чужую роль. К тому же у меня было мало денег и тратить их на коктейли казалось не самой лучшей идеей.

А вокруг все веселились… девушки, парни… Вроде бы все как обычно, только наоборот… Но я ни к первым, ни ко вторым никакого отношения не имел…

Короче, не зная куда себя деть в этом странном обществе, я тупо сбежал в бар, который находился во дворе клуба, и там спрятался в туалете. Всегда так делаю, когда теряюсь в незнакомом месте. Можно побыть наедине с собой и понять, что происходит.

Бар был совсем маленький — на пять столиков, и туалет в нем — всего один. Зато туда не стояла очередь, как в самом клубе. Я закрыл дверь и огляделся. Крышки на унитазе почему-то оказалась сломанной, так что я сел на порожек. И попытался понять, что общего у меня может быть с 'радужными' мальчиками и девочками. Они так дружно там обнимались и целовались… но ни те, ни другие не вызывали во мне никакого интереса.

Тем больней было осознавать, что я один.

Один такой.

Урод. Ошибка природы.

От этих мыслей я почти разревелся. Если уж быть честным, даже хлюпнул пару раз носом, но потом, как обычно разозлился на себя за эту слабость и сразу успокоился. В ту пору я еще не курил, и гнев был единственным способом загнать слезы обратно.

Ну и пусть урод. Что же теперь поделаешь?

Да и в конце концов… всегда можно решить эту проблему радикально.

Меня даже потом прошибло.

Неужели правда? Я подумал об этом?

О самоубийстве…

Чувствуя, что меня начинает колотить, я прислонился спиной к косяку и закрыл глаза. В голове стучала только одна мысль — 'я могу это сделать'.

Сколько раз читал в книжках и газетах про самоубийц… Всегда считал их трусами. А теперь мысль об уходе вдруг показалась на удивление… обнадеживающей. Как последний патрон в кармане. Ты знаешь, что пропал и от тебя уже ничего не зависит. Но всегда можешь сам решить хотя бы один вопрос.

Я взъерошил волосы, а потом посмотрел на свои ладони. Руки как руки — ничего особенного. Вон, все голубые жилки на запястьях видны. Несложно будет их перерезать.

Правда меня всегда очень пугала боль.

Но если выбирать между короткой вспышкой и долгим мучительным горением, то занести лезвие будет не так и сложно.

Я провел большим пальцем по выступающей

слегка вене. Дед мой всегда говорил, что с венами мне повезло — легко можно ставить уколы и капельницы… Медик, блин. А еще он говорил, что настоящие самоубийцы никогда не режут руки поперек — это делают только истеричные барышни, которым надо привлечь к себе внимание. Такие разрезы легко зашить и даже просто перебинтовать. А если по-настоящему, то надо провести бритвой вдоль вены. Это уже наверняка.

Я представил, как холодное лезвие коснется кожи и вздрогнул.

Ненавижу боль.

Между тем возле туалета кто-то разговаривал, слышались звуки бегущей воды со стороны раковины, смех и стук каблуков. Голубые обитатели клуба шутили меж собой и обсуждали знакомых. А потом одному из них надоело ждать.

И он дернул за ручку двери, которую я подпирал.

Только тогда я понял, что забыл запереться. Просто прикрыл эту дурацкую дверь, а про защелку и не вспомнил.

Оказалось, что затылком об кафель — это очень неприятно.

— Ого! — весело воскликнул надо мной огненно-рыжий парень в очках и со здоровенной серьгой в ухе. — Какой сладкий! Ты что тут делаешь?

Потирая отбитую голову, я уперся ладонью в пол, пытаясь встать.

— Чего надо?! — я завелся сходу. Мне было больно и ужасно обидно, что оказался в такой нелепой ситуации.

Стоящие рядом парни рассмеялись. Все кроме рыжего. Он протянул мне руку и, не дожидаясь пока я за нее возьмусь, сам подхватил меня с пола. Сильный, зараза.

И высокий — встав на ноги, я оказался этому любителю сладостей всего-то до подбородка.

— Ну давай, колись, чего ты тут делал? — в глазах рыжего я увидел странную серьезность. Однако отчитываться перед ним я не собирался.

— Да пошел ты!.. — выдернул плечо из его цепких пальцев и быстро двинул к выходу, слыша за спиной хихиканье этих кретинов.

Но далеко уйти я не сумел. Рыжий догнал меня и снова схватил за локоть. Зря он это сделал — у меня же рефлексы… Я же не зря несколько лет на карате ходил.

Короче, врезал я ему по голяшке со всей дури. А потом уже подумал и испугался. Мне вовсе не хотелось никого бить и вообще ссориться с обитателями этого места.

Ох-х… — рыжий пошатнулся, но устоял. — Парень, ты чего? Псих что ли?

Самое забавное, что локоть мой он так и не выпустил. А я больше не стал делать попыток освободиться. Ярость внутри вдруг разом потухла.

— Псих, — сказал я, глядя рыжему прямо в глаза. — Оставь меня, ради бога.

Он растерялся, а я быстро выдернул руку и, распахнув дверь, оказался на улице.

Ну их в задницу, этих голубков.

На ходу поправляя одежду, я почти дошел до выхода в подворотню, когда услышал окрик: