Переиграть войну! Пенталогия

Рыбаков Артем Олегович

– …вы уверены, что он сам вызвался на бой? – Вопрос Мюллера оторвал унтерштурмфюрера от логических построений.

– Да, господин генерал! Я этого пленного не помню, он, похоже, недавно к нам в лагерь попал, но драться он точно сам вышел. Даже назад в толпу одного из выбранных оттолкнул.

– Интересное поведение, ты не находишь, Артур? – обратился Мюллер к Небе.

– Я с таким самопожертвованием уже сталкивался… – пробормотал начальник Крипо. – Не то что на драку, на расстрел сами выходят. Но редко.

– Нет, я имею

в виду то, когда он решил «засветиться». Ты слышал, с какой легкостью он разделал этого громилу в открытом бою. Как тебе кажется, для человека с такими навыками составило хоть какуюнибудь проблему бежать во время, скажем, вывода на работы, а? Я полагаю, что нет. И учти, что, несмотря на всю тупость лагерного начальства, после такой славной драки его бы сразу взяли на карандаш. Следовательно?

– Он решил показать себя приезжим! – догадался Небе.

– А это значит, что приехали они именно за ним! – закончил Мюллер.

– Да, но почему неизвестные, если уж их признали за своих, просто не забрали его с собой?

– А ложный след? Полтысячи русских, разбегающихся по округе, способны серьезно спутать карты полевой полиции и Службе безопасности.

– Разрешите обратиться, бригадефюрер? – подал голос Бойке и после одобрительного кивка Мюллера продолжил: – Насколько я успел выяснить, они не разбежались, как этот, а были уведены колонной на юг.

– Они ведь не бесследно растворились, так?

– Совершенно верно! На счету этих людей, похоже, несколько нападений на гарнизоны южнее Слуцка, хотя эти данные сложно назвать точными… Захват склада трофейного вооружения на их счет я бы относить не стал, он неплохо охранялся, и для захвата такого объекта нужно нечто большее, нежели толпа бывших пленных.

– Все эти подробности сейчас совершенно не важны! Меня куда как больше интересуют эти неизвестные в немецкой форме, которые так легко сошли за своих при дневном свете и близком общении!

Мюллер повернулся к пленному, испуганно следившему за бурной дискуссией:

– А теперь вам придется вспомнить, как выглядели эти гости… – «Как мягко стелет! – обратил внимание на изменившийся тон начальника Освальд. – Если до этого он говорил резко, почти приказывал, то сейчас прямо добрый дядюшка, разговаривающий с непутевым племянником!»

– Главного я запомнил плохо – он рядом с начальником сидел… Помню только, что он еще лавку брезгливо так отряхнул.

– Какую лавку? – дослушав перевод до этого места, Мюллер перебил говорившего, впрочем, никакого раздражения в его голосе не слышалось, скорее он напоминал школьного учителя, помогающего нерадивому ученику вспомнить забытое.

– Так для него я ее и принес.

– Лавку принес, как отряхивал, помнишь, а как выглядел – нет? – с веселой угрозой в голосе спросил допрашивающий. Бойке на секунду показалось, что Мюллер для поддержания образа сейчас погрозит русскому пальцем.

– Ну, он такой чернявый. Роста не очень высокого,

на полголовы ниже меня. Нос острый.

– Вот видишь, а говорил «не помню»! – подбодрил Самчука Мюллер. – А погоны у него какие были? – И бригадефюрер выразительно похлопал себя по плечу.

– У этогото? – наморщил лоб пленный. – А вот как у вас петлицы! На одной две закорючки, а на другой… На другой – три пуговки! Как у того! – И русский показал связанными руками на Освальда.

Мюллер повернулся к Бойке, потом снова посмотрел на Самчука:

– Может, и ромбик у него на рукаве такой же был, а? Нука, унтерштурмфюрер, подойди сюда, пусть получше рассмотрит! – не оборачиваясь, поманил он Освальда.

С полминуты русский рассматривал вышедшего на освещенный «пятачок» Бойке, затем задумчиво почесал подбородок и ответил:

– А ведь верно, господин генерал! И буковки такие же на рукаве и даже галстух!

– Спасибо! – совершенно неожиданно сказал Мюллер и сделал знак переводчику следующую фразу не переводить. – Этого под круглосуточную охрану! Пускать кого бы то ни было только по моему личному разрешению! Ты, Бойке, снимаешь с него словесные портреты остальных. Мягко! Никакого насилия не разрешаю! Не забудьте его накормить! Артур, мы едем в этот лагерь!

* * *

Выезд сразу двух генералов – это всегда большая суета для свиты, тем более когда это не абы какие генералы, а начальники двух самых важных полиций Рейха. Особенно после позавчерашних директив и главкома сухопутных войск, и шефа РСХА о запрете перемещений в тыловой зоне группы армий «Центр» военачальников от дивизионного звена и выше без соответствующего сопровождения. «Как минимум – моторизованный взвод…» – Когда Мюллер вспомнил эту фразу из послания Гейдриха, а затем представил, как такая колонна будет пробираться по местным так называемым дорогам, он содрогнулся и сказал Небе:

– Давай сократим количество нахлебников.

– Генрих, а не боишься повторения истории?

– Артур, разве ты не понял, что случившееся с рейхсфюрером – это заранее подготовленная акция? – В кабинете они были одни, и откровенность Мюллера была вполне оправданна.

– Что мешает русским подготовить еще одну? Именно в расчете на то, что после такого громкого дела в здешних краях должно появиться много начальства?

– А что ты скажешь на то, что Советы еще не сделали громогласного заявления?

– Возможно, в Москве еще не знают о случившемся. – За последнюю пару дней начальник уголовной полиции так привык играть роль оппонента, что на практически каждую идею Мюллера находил свой контраргумент.

– Вот уж вряд ли! Вспомни их операции против собственных эмигрантов во Франции. Они ведь так и не признались ни разу, что исчезновение всех этих генералов – их рук дело. При такой тщательности… – Самый главный гестаповец осекся на полуслове и в задумчивости забарабанил пальцами по столу.