Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
«Интересно, а штурман с этого СБ до наших дошел? Большое спасибо им за такой ценный подгон!»
Бойцы постелили на топкую землю гать, сделанную из нескольких бревен, и положили сверху несколько кусков дюраля, с помощью лома и какойто материи оторванные от фюзеляжа, и, уперев в импровизированную подставку бревно, заводили его под крыло бомбера. Готово! Сомов, взяв кувалду, начал аккуратно подбивать бревно. Ррраз! Рраз! Самолет ощутимо накренился на правую сторону, а из воды показалась створка бомболюка. «Вот черт! Забыл совсем…»
– Бухгалтер! Погодите! – крикнул я вниз.
– Да. Что случилось?
– Не торопитесь.
– Здесь я!
– Полезай в кабину, там штурвальчик такой есть, над ним «Люк» написано. Крути его против часовой стрелки. Понял?
– Да. Уже лезу!
С трудом вскарабкавшись по перекошенному крылу с обратной стороны, Дымов скрылся в раскуроченной кабине штурмана. Спустя некоторое время створка бомболюка вздрогнула и начала открываться, но потом, видимо, уперлась в грунт и остановилась.
– Мужики, давай еще! – скомандовал я Сомову и Трошину. – Алик, иди на ту сторону – скажешь, когда крыло с той стороны упрется, – это уже Тотену.
Еще пара минут, и бомболюк открылся! Правда, выход его был отклонен от вертикальной плоскости градусов на тридцать, ну да ничего – будет проще бомбы контролировать.
Подхватив заготовленные бойцами слеги, я спустился к самолету.
– Так, Сомов, ты контролируй это бревно – не дай бог, поедет или сломается! А ты, Слава, пойдем со мной – слегами бревна подопрем.
Однако у Трошина была другая идея: он предложил сделать чтото вроде крана, с помощью которого и предполагалось опускать бомбы на землю. Три слеги, установленные пирамидой, пара скоб, кусок стального троса и моток динамической веревки из наших запасов – и «кран» готов.
– Ну что, майор, – назвал я Бухгалтера старым званием, – уверен?
– Уверен! Мы так стволы на гаубицах меняли, а они потяжелее, чем эти чушки будут.
– Понятно… Но створку все равно отломать надо – мешать будет.
Ломать створку мы, правда, не стали, а аккуратно отвернули крепления (метизы в нашем деле пригодятся!), после чего вплотную приступили к выгрузке боезапаса.
Вначале Казачина вывернул хвостовой взрыватель из крайней бомбы, и мы с Бухгалтером обвязали ее веревкой. Затем прицепили «авоську» карабином к петле на стальном тросе и, расцепив замок, начали осторожно опускать стокилограммового «поросенка» на створку люка, лежащую на земле. Ваня начал выкручивать головной взрыватель. Оппа! Расцепив карабин и дождавшись, когда Казачина закончит, три бойца впряглись в бомбу и с легкими матерками потащили ее на берег.
– Антон, а мы сейчас будем выплавлять взрывчатку? – поинтересовался Трошин.
– Нет, на базу отвезем, а завтра определим, в какой бомбе какая, и тогда уж приступим… – В принципе, в начале войны еще не началась вся эта чехарда со взрывчаткой, характерная для более позднего периода, когда в бомбы пихали все, что угодно, лишь бы оно взрывалось, но рисковать понапрасну мне не хотелось.
– Понятно…
За час, вымотавшись до полного изумления, мы вытащили на берег все шесть бомб.
Кроме вооружения и бензина нашей добычей стали несколько приборов, вроде датчиков температуры масла двигателей и самолетных часов. Рацию снимать не стали, поскольку при взгляде на ее покореженную переднюю панель было сразу ясно, что лампы посадку не пережили.
Некоторые проблемы возникли при перетаскивании бомб к грузовику. Подъехать
– Тоха, я дурак. Там же лампочки должны быть!
– Ты чего? Какие такие лампочки? Перетрудился, что ль?
– Приборы чемто подсвечиваться должны. А из лампочек маленьких знаешь какие электровоспламенители получатся?! Пару минут подождите, я пулей сбегаю!
Отказывать зараженному энтузиазмом Ивану я не стал, только выразительно посмотрел на часы:
– Даю пятнадцать минут. Я тут посторожу. – И, повернувшись к Тотену, сказал: – Алик, ты к машинам иди – подождете нас на опушке. Если что – рация у меня включена. Давай!
Проводив взглядом спину Алика, я прилег под куст и, накинув на себя развернутый шарфсетку, достал из кармана командирское удостоверение погибшего пилота и открыл его.
«Семенов Сергей Аполлинарьевич, капитан, 121 – сбап», – прочитал я еще раз.
«Спасибо тебе, капитан, что дотянул до этого болота, что самолет твой не взорвался и не разломился, раскидав бомбы по болотине. Мы за тебя отомстим, ты не сомневайся!» – думал я, разглядывая фотографию молодого, лет двадцати пяти, военлета, чей боевой путь закончился всего на второй неделе войны. Тут мое внимание привлекли странные звуки, доносившиеся откудато изза моей спины. Я прислушался. Из кустов, что росли в низинке метрах в пятидесяти по левую руку от меня, доносилось какоето бормотание… «…бубубу… бубубу… ар… бубубу… ой».
* * *
«Из рапорта ст. лейтенанта Савостьянова Н. И., штурмана 121го скоростного бомбардировочного полка.
27 июня мы вылетели всем полком на задание с аэродрома Старый Быхов. Боевой задачей была бомбардировка мотомеханизированных соединений противника в районе Дзержинска.
Вылетом руководил командир 121го сбап полковник Дояр Сергей Александрович. К цели следовали в эшелоне 2000 метров в колонне звеньев. На подходе к Минску наш полк был перехвачен большой группой немецких истребителей. Командир полка приказал прорываться к цели, не обращая внимания на атаки противника. В районе г. Заславля наш самолет (борт № XXX) был обстрелян немецким истребителем, причем в первом же заходе был убит бортстрелок старший сержант Воропаев Семен. При повторной атаке был ранен командир экипажа капитан Семенов, и противнику удалось поджечь правый двигатель нашего СБ. Капитан Семенов приказал мне прыгать с парашютом. Я приземлился в районе железнодорожной ветки Радошковичи – Заславль и был подобран красноармейцами 64й стрелковой дивизии. Вместе с ними я и выходил из окружения. Я полагаю, что самолет упал несколькими километрами западнее г. Заславля. О дальнейшей судьбе капитана Семенова Сергея Аполлинарьевича и старшего сержанта Воропаева Семена сведений я не имею. 24.07.1941».