Переиграть время
Шрифт:
— Я волновался.
— Из-за мины?
Короткий острый взгляд глаза в глаза, прежде чем Рудольф отводит взгляд.
— Нет. Не из-за мины.
Вот теперь уже моя очередь пристыженно опускать голову, признавая свою вину. И всё же какое-то чувство, что ты кому-то нужен, теплом разливается внутри, перекрашивая весь мир в светлые тона. И хочется наплевать на всё, потому что я, кажется, начинаю понимать, о какой награде говорил Рудольф; хочется подойти к нему и прошептать короткое «прости», и тогда уже всё-всё станет ясным…
Не могу удержать
Ещё никогда мне так не хотелось остаться.
— Пойдёмте кушать, Рудольф.
В конце концов у нас ещё будет время обсудить это. И разобраться в себе.
Выходим завтракать.
— Сегодня у нас мороки много? — с набитым ртом интересуется Дёмин. Неля торопливо переводит, натолкнувшись на недоумевающий взгляд Онезорга. Запоминаем — исконно русское слово «морока» обычно обещает крупные неприятности на чью-либо… мгм. Ну это я так, от себя, вольным стилем. Наверняка в исполнении Погодиной фраза получилось достаточно приличной.
И всё-таки жаль, что я не владею немецким.
Из общего набора слов, которые говорит Рудольф и переводит на доступный восприятию язык Неля, улавливаю только то, что сегодня вроде как работа несложная, а вся пакость оставлена на самый конец. Так что очень уж крупных неприятностей прогноз погоды до полудня не обещает. И то счастье.
Провожать позволено только до алой заградительной ленты, так намозолившей глаза. Мне порой уже начинает казаться, что она окрашена кровью. Параноя, наверное…
Тихим голосом пожелать удачи.
За всё это время, что я провела в прошлом, я твёрдо усвоила одну простую элементарную истину — я ненавижу ожидание. Особенно такое, когда вслушиваешься и с ужасом встречаешь каждую секунду — а вдруг именно теперь случится непоправимое? Когда внутри всё замирает, но ты не имеешь никакой, абсолютно никкой возможности прийти на помощь. И это страшно.
За короткое время успеваю передумать многие вещи, кроме самой главной, о которой думать не позволяет совесть. Совесть заставляет вспоминать чёрным шрифтом отпечатавшуюся в памяти строчку из архивов НКВД: "Лейтенант Р. Онезорг погиб во время обезвреживания шестого снаряда. Дело закрыто".
Шесть. Наиболее несчастливое число. Ненавистное число.
— Неля, Ольга!!
Подаюсь вперёд, с возрастающим страхом слежу за бегущими Дёминым и Онезоргом, пока они не выбегают за заграждение. Не останавливаясь — бросают на ходу:
— Мина в другом месте! Включились часы!
Следом за ними — в здание самоуправления. И холодом пробежавший по жилам животный ужас на недоумённый ответ военного, где находится сейчас Дом Офицеров.
— Мы там детский дом устроили… а что?
Потемневшее лицо Рудольфа. Едва различимый шёпот.
— Снова дети…
— Эвакуировать всех, — и с каких это пор у меня появился такой приказной тон, который не допускает неповиновения? — Немедленно. Оградить
Секундное замешательство и торопливо отданная честь.
А дальше всё опять зависит только от минёров.
От Дёмина.
От Онезорга.
Вместе с воспитателями по возможности быстро вывожу детей наружу, за заграждение. По отрывистым голосам и фразам, коотрыми перекидываются мужчины, понимаю, что искомый провод наконец-то обнаружен. Теперь — обезвредить мину.
Я жду снаружи. Время тянется, как резина.
Что-то жжёт внутри, какая-то нестыковка, недосказанность. Нечто невыразимо важное, которое было случайно упущено в цепи идеально вывереных решений, и теперь не даёт покоя, потому что ещё чуть-чуть и оно будет потеряно навсегда. Но как ни пытаюсь, не могу найти ответа, этого слабого звена в сетке событий.
Из окна выглядывает улыбающийся Дёмин.
— Всё в порядке. Отбой!
Позволяю себе расслабиться. Всё хорошо.
Подбегает запыхавшаяся Неля, которую срочно вызвали в Горком.
— Пришёл пакет из штаба, Витя, Оля… С пометкой «срочно».
Видно, как Дёмин переглядывается с Онезоргом. Тот успокаивающе кивает.
— Иди-иди, я сам закончу. Тут совсем просто.
Ловлю взгляд Рудольфа. Что же я упустила? На чём таком важном не смогла остановиться?
Выходит Дёмин, и мы вместе идём к центральному зданию комитета. Виктор с Нелей чуть впереди, увлечённо беседуя; я сзади, лихорадочно перебирая в памяти события последних дней. Что ещё за пакет такой срочности, что его нельзя было отложить на потом?..
Останавливаюсь. Сердце пропускает удар.
— Виктор, какая это мина по счёту?!
Они изумлёно оборачиваются, в ответ на мой крик. Дёмин слегка пожимает плечами.
— Шестая. А что?… Ольга?..
Уже не слышу, срываясь на бег, обратно, туда, где остался Онезорг. Пожалуйста, пожалуйста, только бы ещё не было поздно! Горит, вспыхивает в сознании строка из старого архива.
"…погиб во время обезвреживания шестого снаряда".
Я слишком заигралась.
Не думая о возможных последствиях, о том, что я вообще могу сделать, не обладая никакими знаниями в этой области, взлетаю по скрипящим ступенькам на второй этаж, умоляя всех известных мне богов и богинь отсрочить непоправимое ещё на несколько минут. Даже не минут — секунд, ровно столько, чтобы я смогла добежать до Онезорга и крикнуть —
— Стой!!
Мужчина чуть поворачивает голову, не поднимаясь с колен. Только сейчас замечаю крупные капли пота на лбу и то, как побелели его руки, удерживающие какой-то стальной циллиндр.
— Положи его обратно!! Ничего не трогай!
— Поздно.
— Как поздно?.. — срываюсь на полузадушенный вскрик. — Рудольф, пожалуйста, подожди, пока я приведу Дёмина. Вы вместе что-нибудь придумаете, обязательно… Рудольф!..
— Я ошибся, — тихо, не отрывая взгляда от циллиндра. — Теперь уже ничто нельзя сделать. Если я отпущу, будет взрыв. Ольга… уходи. Виктор придётся всё закончить сам.