Перекличка мертвых
Шрифт:
— Что за шуточки, приятель?
— Никаких шуточек.
— У меня в заявке женское имя — и если ты трансвестит, сбрей, по крайней мере, щетину.
— Спасибо за совет.
Ребус отодвинулся в самый угол и почти вжался в обшивку, услышав, как открылась и захлопнулась входная дверь дома Кафферти, а затем послышался цокот каблучков по плитам дорожки. Дверь такси открылась, пахнуло духами.
— Садитесь-садитесь, я вам не помешаю, — сказал Ребус, прежде чем женщина успела выразить удивление и неудовольствие. — Просто мне нужно как-то добраться
Она поначалу заколебалась, но после секундного раздумья села в машину, но подальше от Ребуса. Переговорное устройство было включено, и находившийся за перегородкой водитель мог их слышать. Ребус нащупал и нажал кнопку отключения.
— Вы работаете в «Гнездышке»? — негромко спросил он. — Даже не предполагал, что Кафферти и туда дотянулся.
— А вам-то что за дело? — окрысилась женщина.
— Да просто спросил, надо же с чего-то начать беседу. Вы, наверное, подруга Молли?
— Никогда не слышала о такой.
— Да я просто хотел узнать, как она. Я на днях увозил дипломата, который ее лапал.
Женщина несколько секунд пристально смотрела на него.
— Молли в порядке, — ответила она и, чуть подумав, спросила: — А как вы догадались, что вам не придется караулить на улице до утра?
— Знание психологии, — ответил Ребус. — Кафферти не из тех, кто оставит женщину на ночь.
— Сразу видно, что вы не дурак, — с еле заметной улыбкой проговорила она.
Полумрак салона не позволял как следует рассмотреть ее лицо. Прямые распущенные волосы, губная помада с блеском, аромат духов. Множество побрякушек, высокие каблуки, полупальто, из-под распахнутых пол которого видна мини-юбка. Густо покрытые тушью удлиненные ресницы.
Он сделал новую попытку завязать разговор:
— Так, значит, Молли в порядке?
— Насколько мне известно, да.
— Неплохо работать на Кафферти?
— Нормально. — Повернув голову, она стала смотреть в окно. — Он говорил мне о вас…
— Я инспектор уголовной полиции.
Она кивнула:
— Услышав ваш голос, он сразу взвился как ужаленный.
— Именно так действует на людей мое появление. Так мы едем в «Гнездышко»?
— Я живу в Грассмаркете.
— Близко от работы, — заметил он.
— А что вам все-таки надо?
— Помимо поездки на такси за счет Кафферти? Вы это имеете в виду? — Ребус пожал плечами. — Может быть, я просто хочу выяснить, чем он притягивает к себе людей. Мне иногда кажется, что он носит в себе какой-то вирус — тот, кто с ним соприкасается, заболевает.
— Вы знакомы с ним намного дольше, чем я, — ответила женщина.
— Это верно.
— Значит, у вас должен быть иммунитет?
Он покачал головой:
— Нет, это не иммунитет.
— Меня он пока ничем не заразил.
— Это хорошо… но болезнь не всегда проявляется сразу.
Они свернули на Леди-Лоусон-стрит. Еще минута, и они будут в Грассмаркете.
— Ну что, добрый самаритянин, душеспасительная беседа закончена? — спросила женщина, повернувшись к Ребусу.
— Это
— Точно, моя. — Наклонившись к разделительной перегородке, она громко сказала водителю: — Остановитесь перед светофором.
Он встал там, где она просила, и начал заполнять чек, но Ребус попросил его проехать еще немного. Женщина вышла из машины. Он смотрел на нее, надеясь услышать еще что-нибудь, но она, захлопнув дверцу, пересекла улицу и пошла в темноте по тротуару. Машина с работающим двигателем стояла до того момента, пока водитель по лучу света из проема входной двери не убедился, что она вошла в подъезд.
— Всегда лучше быть уверенным до конца, — объяснил он Ребусу. — Сейчас приходится быть очень осторожным. Куда теперь, шеф?
— Давайте развернемся, — ответил Ребус, — и подбросьте меня до «Гнездышка».
Поездка заняла не более двух минут. Перед тем как выйти из машины, Ребус велел водителю приписать к счету двадцать фунтов в качестве чаевых. Расписался и протянул счет водителю.
— Не слишком ли, шеф? — спросил тот.
— Чужих денег мне не жалко, — ответил Ребус, вылезая из машины.
Охранники в «Гнездышке» узнали Ребуса, но по их лицам было видно, что его приход их не обрадовал.
— Много работы, парни? — спросил Ребус.
— Как всегда в дни зарплаты. Да за эту неделю еще массу премий повыдавали.
Едва войдя. Ребус понял, на что намекал охранник. Большая группа подвыпивших копов монопольно завладела тремя девушками. Стол, за которым они сидели, казалось, вот-вот рухнет под тяжестью бокалов шампанского и пивных кружек. Эта компания была в зале не единственной — в дальнем конце шумела еще одна холостяцкая вечеринка. Никого из копов Ребус не знал, однако говор у всех был шотландский — ребята решили хорошенько гульнуть, перед тем как разъехаться по домам, к женам и подружкам, ожидающим своих мужчин в Глазго. Инвернессе, Абердине…
На небольшой сцене извивались вокруг шестов две женщины. Еще одна, демонстрируя свои прелести, расхаживала по барной стойке, к великой радости сидевших возле нее одиночек. Она присела на корточки, позволяя засунуть себе под стринги пятифунтовую купюру и награждая дарителя поцелуем в рябую щеку. У стойки оставался один свободный табурет, и Ребус присел на него. Из-за занавеса выскочили еще две танцовщицы. Одна с улыбкой направилась к Ребусу, но стоило ему отрицательно мотнуть головой, как улыбка с ее лица мгновенно испарилась. Бармен спросил, что ему налить.
— Пока ничего, — ответил Ребус. — Просто хотел попросить у вас зажигалку.
Перед его глазами возникла пара высоких каблуков. Их хозяйка, остановившись возле Ребуса, присела, и их глаза встретились. Ребус задержался с прикуриванием сигареты ровно настолько, сколько требовалось, чтобы пригласить ее на пару слов.
— Через пять минут у меня перерыв, — ответила Молли Кларк и попросила бармена: — Ронни, налей-ка моему другу.
— Идет, — ответил Ронни, — но запишу это на твой счет.