Перекрёстки России
Шрифт:
Сегодня
Создаваемые в фотосалонах Парижа, Вены, Берлина, а изредка и в российских фотоателье эти открытки радовали обывателя и, по-видимому, доставляли ему определенное эстетическое удовольствие, оттого-то печатались они буквально миллионными тиражами и прочно вошли в быт европейцев. И до сих пор поражает их обилие – буквально в каждом семейном фотоальбоме и спустя столетие нет-нет да и натыкаешься на эти немудреные весточки из далекого прошлого.
И нам сегодня остается только догадываться, чем руководствовалась некая Шура, поздравлявшая с днем ангела «госпожу Адель Красавину», проживавшую в доме 4 по Лахтинской улице, изображением кудрявого карапуза, картинно затягивающегося толстой самокруткой, а давным-давно почившая в бозе Елена Андреевна приветствовала Константина Никифоровича Садковского, посылая ему открытку, на которой пара миловидных красоток сосредоточенно читала книжку, между тем как два картинного вида господина с букетами цветов терпеливо наблюдали за этим процессом.
Эти незатейливые сюжеты нравились обывателю и были однозначно понятны ему. Фотограф
Обыватель легко и однозначно воспринимал знаковую структуру этих открыток: женщина с бутафорскими крыльями – ангел, мужчина с цветами – влюбленный, чучело аиста и кукла – появление ребенка, украшенная елка – праздник Рождества, девушка в нижнем белье и портрет военного на стене – ожидание возлюбленного. Этот немудреный язык знаков был привычней и убедительней сложного еще пока языка фотоизображения, который до поры до времени не воспринимался. А визуальная информация в начальную пору зачастую передавалась на языке знаков, ибо визуальное общение в ту далекую пору было еще весьма ограниченным. Потребовались годы обучения восприятию изобразительной информации, огромный опыт кино и телевидения, пока массовый зритель стал способным воспринимать изображение, прочитывая уже на другом языке. На языке, где условность знаков все уступала убедительной повествовательности самого изображения, где начинала работать ассоциативность мышления, накопленного всем опытом XX столетия.
Тем не менее подобные «фотопроизведения» продолжали еще долго существовать в виде откровенного примитива, лишь приспосабливаясь к новым социальным условиям и вырабатывая знаковую азбуку эпохи существования социалистического общества. И в этих условиях упрощенный знаковый язык был наиболее доходчивым и понятным. Повальный дефицит приводил к тому, что человек привыкал обходиться минимумом всего – одежды, еды, комфорта, информации, наконец. Информационный голод, на котором держали обыденного человека, приводил к его всеядности, к неспособности отделять «зерна от плевел». Низкий уровень культуры общества вообще не мог отличаться уровнем визуальной культуры в частности. Именно поэтому соцреализм и нашел в Советской России несколько позднее столь благодатную почву для своего развития. Последствия этого мы продолжаем ощущать на себе и сейчас.
Александр Беликов – фотограф питерских предместий
В фотографической антологии «XX век – история России в фотографиях», выпущенной лет пятнадцать тому назад крупнейшим американским издательством «Рэндом Хаус», среди сотен фотографий, отобранных составителями, есть несколько снимков и из моей коллекции. Надо сказать, что авторы книги довольно обстоятельно подошли к делу- они тщательно отбирали снимки, неоднократно перепроверяли фактические сведения и, по возможности, старались точно установить авторство фотографов, время съемки. Но при всей фундаментальности подхода есть и в их книге неточности, а иногда и фактические ошибки. Одна из них как раз связана с публикацией снимка, предоставленного им мною.
Конец ознакомительного фрагмента.