Перекрёстки времени
Шрифт:
Ночью путешествовать невозможно, А Румистэлю ещё следует решить: на чем он и его спутник отправятся в иные миры. Были самые разные соображения, но сам он был уверен, что так или иначе решит этот вопрос. Сейчас же его занимало другое.
Была у Румистэля одна идея, а для этого надо на время чем-то занять Джакаджу. Ночной сон вполне подходящее занятие. Так что приготовления к долгому путешествию начались с отдыха - а что ещё делать ночью?! Вот это дело он любил: костерок тёплой летней ночью, непринуждённая беседа после поздней трапезы. Надо накормить Джакаджу до отвала, чтобы сон сморил резвого молодца. И волшебная скатерть,
Расстеленные на тёплой сухой земле плащи неплохо выполняли роль постели. А вещевые мешки сгодились под подушки. Одеяла же не требовались, потому что теплынь стояла просто дивная.
"Если бы не все мои заботы, лучше спутника для путешествий не найти", - грустно подумал Румистэль, вспоминая своего потерянного друга Лавара Ксиндару. Что-то неуловимо общее было между тем и этим образом его старого врага-друга. Джакаджа как будто более молодая версия Ксиндары - ещё не настолько опытен, но так же обаятелен. Как будто какое-то родство существовало между ними - то же ощущение, что и в бытность с Ксиндарой, что всё больше убеждало, что это одна и та же личность, только в разных обликах.
"Каким я только ни повидал Лембистора", - печально размышлял Румистэль в то время как продолжал спокойную беседу. Но в какой момент этот друг предаст его и пойдёт по своему трагическому и непонятному пути превращения в демона-дракона? Какие мысли таятся за этим чистым лбом, за умными и честными глазами?
"Как я хотел бы ошибаться".
Нелепая привязчивость к друзьям-попутчикам и неугасимая память о потерях. Чем полон долгий век Румистэля? Не оттого ли потерял он самого себя, что слишком много утрат было в его жизни?
– Скажи, чего ты ищещь в своих скитаниях?
– простодушно спрашивал Джакаджа, но Румистэль, обманутый много раз всеми, кому доверял и кого любил, не верил этой простоте и во всем искал подвох. Но вот как странно: сам как будто стремился обмануться и хоть на миг поддаться этой теплоте общения, непринуждённости и дружественности.
"Я сам лелею свой обман и сам готовлю себе предательство", - с горечью думал он, а вслух говорил:
– Такая моя участь: вечное скитание и поиск неведомого.
– Тебя манит неизведанное?
– с оживлением спрашивал Джакажда, который и не думал клониться в сон от обильной пищи.
– Нет, меня тяготит мой рок, - мрачно отвечал эльфиец.
– Тебя гонит в дорогу необходимость?
– изумился лживый молодой мерзавец, искусно делая вид, что ничего-то он не знает, а только наивно раскрывает глаза при виде чудес мира.
– Пожалуй, так, - согласился Румистэль, внутренне потешаясь над попытками будущего врага проникнуть в его планы.
– Я помню, - тут же согласился тот, - ты говорил что-то подобное в тот раз, когда мы с тобой побывали в зоне наваждения. Правда, я тогда был в образе Ратмира и воспоминания о нашем разговоре предстают передо мной как бы сквозь его образ. Но ты и тогда был довольно сдержан и говорил загадками. Насколько помню из того, что было между нами ранее, ты ищешь некие волшебные кристаллы.
"Когда я говорил о том?" - вполошился внутренне Румистэль, лихорадочно припоминая, когда и какому аватару Лембистора он выдал свою тайну.
– Ты знаешь, был мне сон, когда я спал в твоём дворце под холмом и удивительный твой слуга заботился обо мне, - продолжал меж тем Джакаджа, не замечая в тусклом свете догорающего костерка, выражения лица своего собеседника.
– Мне снилось, будто мы с тобой
– и была там прекрасная графиня Ираэ. Надо же, всё как будто в тумане. И всплывают в памяти только отдельные куски.
Джакаджа вздохнул и лёг на спину, подставив звёздному небу свое красивое лицо с чеканным профилем. Он зевнул и начал потирать глаза - кажется, обильное снотворное начало действовать, а вот Румистэлю разсхотелось, чтобы его спутник поскорее заснул.
– И что же было дальше, Юги?
– спросил он засыпающего юношу.
– Что дальше...
– сонно отозвался тот, лёжа с закрытыми глазами.
– Дальше было всё плохо. Кажется, я попал в беду. Мне часто снится, что я попадаю в огонь.
– Эй, погоди-ка засыпать, - начал тормошить его Румистэль, - а дальше что - после того как ты попал в огонь?
– Лино Линарри...
– пробормотал окончательно ушедший в сон Джакаджа и мирно задышал.
Это же имя, которое звучало в памяти, что оставил после себя тот, кто был копией второй личности Румистэля - молодого дивоярца Лёна! Некто Лино Линарри, родившийся на Земле, как и его двойник, но с совсем иной судьбой - это его память, неведомым способом обменявшаяся информацией с памятью Лёна, выдала те же события, но в несколько ином варианте. Нечто страшное приоткрыло свою завесу перед Румистэлем - некоторый пласт бытия. Доселе скрытый от него. Необычайная сложность устройства реальности, которая оказалась вариантной.
Лино Линарри - вариант Лёна, альтернативная линия развития событий, существующая самостоятельно. И сколько их, таких инвариантных состояний истории? Смутно представлялось Румистэлю, рисовалась некая картина удаляющихся в бесконечность схожих, но всё же чуть различных колоссов - пластов реальности. До сих пор они существовали раздельно и независимо. А теперь начали проникать друг в друга, смешивая события прошлого и будущего, внося путаницу в логику последовательности и окончательно всё запутывая. И виделось Румистэлю: как будто не выдерживая нагрузки противоречий, распадается известный ему мир, раскалывается на куски и разлетается в глухой тьме Космоса, и каждый кусок воображает, что он-то и есть истинная реальность, а все прочие не существуют. И среди этого исчезающего мира парит он, Румистэль, в ужасе созерцая следы испаряющейся жизни - как Гедрикс!
Он вздрогнул, сел на своём плаще и одурело потряс головой, прогоняя остатки наваждения. Джакаджа мирно спал по другую сторону прогоревшего костра, и был его сон неподдельно настоящим - уж это Румистэль чувствовал. Это спокойное, тихое, глубокое дыхание невозможно имитировать человеку, который затаился в ожидании, когда за ним перестанут наблюдать.
Теперь, когда план сработа, и Юги крепко спит, можно осуществить ту идею, ради которой, собственно, все и замышлялось. Эта мысль давно уже зрела в рассудке Румистэля, если вообще не пришла от Лёна. Дерзкий замысел, который мог завершиться успехом. Тому, кто способен перемещаться во времени так же легко, как ходить по земле, стоит попытаться.