Перекресток
Шрифт:
Унк умер на следующий день после шторма. Оборвала буря хрупкую нить, которая удерживала могучего борова на этом свете. Если бы не ураган, может и оклемался бы вождь, отлежался спокойно в тишине и встал на ноги… Не знаю… Хельга плакала в окружении суровых молчаливых хряков, словно маленькая девочка, и совершенно не стеснялась слёз. Да и рыжий хлюпал носом, поддавшись её настроению. Может, стоит иногда задуматься над смыслом фразы: "Что имеем — не храним, потерявши — плачем"?
Я вдруг как-то особенно остро почувствовал жгучий стыд за свою "толстокожесть" — что, собственно, мне известно об орках, с которыми мы протопали столько километров вместе и которые столько раз нас выручали? Что я знаю о том же личе? О малыше или хотя бы
Со смертью вождя между нами и командой отношения сразу испортились. Орки решительно отказались предать тело Унка морю (по традиции племени его непременно нужно было сжечь на ритуальном костре), а корсары недовольно роптали — покойник на корабле, согласно приметам, сулил несчастье. Честно говоря, я их не совсем понимал: ну куда уж больше того, что с нами произошло? Ситуация ещё больше обострилась, когда матросы с нескрываемой угрозой стали посматривать на Хельгу — женщина на борту также считалась предвестником всяческих бед. В открытую, конечно, пираты возмущаться не решались — связываться с зеленокожими гигантами желающих не нашлось, но за девушку я откровенно опасался: отчаявшиеся корсары вполне могли попытаться с ней разделаться. Напряжение росло с каждым часом и даже Алиц махнул на команду рукой — будь что будет. В таком вот тревожном ожидании беды прошло ещё четыре бесконечно долгих дня плавания…
Утром я, как обычно, поднялся на палубу и заметил на капитанском мостике шкипера, с интересом смотревшего куда-то вверх. Над кораблём с пронзительным криком пролетела чайка, развернулась и вновь стремительно пронеслась мимо, едва не задев топ мачты. На лице Алица блуждала радостная улыбка, словно он только что выиграл миллион в лотерею.
— Ты видел?! Видел её?! — заметив меня, корсар возбуждённо замахал руками. Уж не свихнулся ли часом наш капитан? Этого только не хватало — мало того, что матросы готовы нас придушить, так ещё и шкипер с катушек съехал окончательно! Что он так разволновался, как будто первый раз в жизни птицу увидел?
— Земля! Где-то рядом земля! — не унимался Алиц, и до меня, наконец, дошло. Чёрт возьми, а ведь точно! Как же я сам-то сразу не догадался?!
На палубе моментально собралась все — и команда, и маги, и даже никогда не покидавшие своего места в трюме орки. Мелькавшее вдали крылатое создание казалось сейчас чуть ли не ангелом небесным, синей птицей удачи, как по мановению волшебной палочки преобразившая угрюмых корсаров: теперь пираты смотрели на Хельгу, как на любимую сестру — роковая женщина исчезла, словно утренний туман под лучами жаркого солнца. Люди с надеждой вглядывались в синеватую, подёрнутую лёгкой дымкой, даль моря, а наиболее нетерпеливые даже пару раз восторженно вскрикивали, приняв за желаемое то ли причудливые абрисы плывущих на горизонте облаков, то ли услужливо предоставленную беспокойным сознанием фата моргану.
— Вижу землю! — голос вперёдсмотрящего из "вороньего гнезда" положил конец нашим мучениям. Толпа на палубе разом забурлила, вверх полетели матросские береты (у кого они были), кое-кто обнимался, нашлись даже такие, кто выражал свою радость отборными ругательствами. Пожалуй, спокойными на борту брига оставались только маги — поразительная выдержка!
Прошло довольно много времени прежде чем мы, наконец, отчётливо разглядели тёмную полоску далёкого берега. Над кораблём плели кружева воздушного хоровода уже десятки чаек, и с каждой минутой их становилось всё больше. Они приветствовали бриг громкими криками, звали за собой, манили восторженными обещаниями долгожданного отдыха…
— Остров! Это остров! — в голосе вперёдсмотрящего странным образом перемешались удивление и отчаяние.
Гул
Плавание для Харата стало сущей пыткой, даже лёгкое волнение вызывало у старого Мага приступы жесточайшей морской болезни. В отличие от остальных людей, которые обычно на второй-третий день вполне приспосабливаются и уже не обращают внимание на качку, Магистр постоянно мучался и практически всё время проводил в своей каюте. Фелум не знал, радоваться ему или огорчаться долгим отсутствием жертвы: с одной стороны у него полностью развязаны руки и можно спокойно подготовить план Жихора, а с другой — для финальной стадии присутствие Харата необходимо. Помощник Магистра Селиза не собирался героически погибнуть и хотел обставить дело так, чтобы самому при этом остаться в стороне. Поэтому от идеи тайком проникнуть в каюту Мага он отказался сразу — нет, тут требовалось пустить в ход всю изворотливость и талант, а уж по части хитрости и интриг агент Жихора мог поспорить с кем угодно.
Фелум присматривался к команде и пассажирам, тщательно изучал привычки людей и эльфов, постоянно находился на виду… Спустя несколько дней ни одно значительное событие на корабле уже не обходилось без его участия. Но в первую очередь специалиста по особым поручениям, конечно же, интересовал кок. Помощник Жихора нашёл к добродушному толстяку ключик достаточно просто — корабельный повар "купился" на грубую лесть и казавшийся искренним интерес к своему ремеслу. Старая, как сам мир, истина не подвела и на этот раз — чем чудовищней ложь, тем быстрее в неё поверят.
Фелум хорошо знал, что команда побаивается того, что приходится плыть через море. И он старательно разжигал страх и неуверенность подробными рассказами о десятках кораблей, так и не вернувшихся из походов к несуществующей земле. Часть из них была правдой, иные он просто выдумал. В этом и заключалась первая часть его плана — среди моряков должно созреть недовольство. Последней каплей стали распускаемые тем же Фелумом слухи о том, что виноват во всём безумный Маг — не кто-нибудь, а именно он ведёт фрегат к неминуемой гибели. Расчёт оказался точен, очень скоро матросы почти в открытую роптали и обвиняли пассажиров во всех мыслимых бедах. Даже в частом чередовании сильного волнения и полного штиля, по их словам, чувствуется влияние колдунов…
Теперь наступила очередь кока. Ему оказалось достаточно просто намекнуть, что не стоит особо стараться и кормить Мага с его людьми изысканными блюдами. Зачем напрягаться, если Магистр упорно тянет команду в могилу? И толстяк с огромным удовольствием принялся недоваривать кашу, пересаливать супы, откуда-то на столе начали появляться плесневелые сухари — одним словом, жизнь Харату кулинарные изыски кока портили ощутимо. Жалобы капитану ничего не давали — толстяк-повар хлопал глазами, искренне каялся, а назавтра перед Магом красовался пережаренный кусок мяса, скорее напоминавший подошву грубого сапога.
Вот такая "дружеская" атмосфера царила на корабле, готовая излиться в любой момент в открытую вражду. Но доводить ситуацию до бунта Фелум не собирался.
— Я знаю, что нам делать, — сказал он как-то утром коку, метавшемуся между плитой и разделочным столом.
Повар с готовностью отложил в сторону нож и приготовился слушать — мало кого из команды рассказы помощника Жихора оставляли равнодушным.
— Я сам поговорю с Магом и попробую убедить его вернуться назад! — Фелум взглянул в недоверчивые глаза кока и таинственно продолжил. — Мне стало кое-что известно о его давних грехах — думаю, теперь старик обязательно согласится.