Перелом: Рассвет
Шрифт:
Федор Васильевич поднялся чуть свет. Под два метра, здоровенный, с квадратным не красивым, но открытым и располагающим лицом, был он выходцем из этих мест. После армии в село не вернулся, постепенно перебравшись в столицу. Однако связи с родными не терял, ежегодно старался приехать в отпуск на родину. Сначала ездил на мотоцикле, в 90-е приобрёл жигуль. Сразу после бомбардировки Москвы с женой уехал на Украину, к матери. Звал с собой и дочь Таню с внучкой, но та поехала на Каму. Уехав, он собирался переждать военное лихолетье вдалеке и тишине Житомирского захолустья. Однако буйное время догнало его и здесь. Пошла внутренняя
Привел себя в порядок, мать звала завтракать – отказался. В саду полно яблок, после них есть не хотелось. Залез в машину. Проверил масло, завёл. Всё в норме. Подумалось – завтра рано в дорогу – надо полегче со спиртным вечером. По дороге, рядом с плетнём показался брат Фёдора – Никола. Среднего роста, довольно ловко сидя в седле, гнал общественное стадо на выпас.
– Что-то ты запозднился! – Фёдор подошёл к плетню.
– Вчера перебрал малость, но щас всё в порядке! – Никола подъехал поближе, – Что, не передумал? Завтра уезжаете?
– Да, поедем. Не забудь. Вечером приходи!
– Ну, это ж когда я забывал на пьянку придти? Ни в жисть! – Хлопнув бичом погнал стадо дальше.
– Специально стадо здесь погнал, чтобы ещё раз приглашение получить! – подошла жена.
– Как не пригласить, один брат остался!
– Пойду к Эве зайду, помогу, если что, да тоже на вечер приглашу. – Елизавета направилась к калитке.
– Значит, сейчас Павло прибежит, он тебя как огня боится!
Эва, приходилась Фёдору сестрой, а Павло – её мужем. Высокая, ростом почти с Фёдора, по мужицки крепкая, она составляла забавную пару с супругом. Тот, субтильного телосложения и, несмотря на жилистость, казался на фоне жены подростком. Павло не был бездельником или пьяницей в общепринятом понимании. Просто был не способен к регулярному труду. Семью содержала исключительно Эва. Павло, напротив, старался услужить и помочь всем, кроме собственных детей и жены. Жену Фёдора он не то, чтобы боялся, а старался быть от неё подальше. Даже за столом он оказывался на противоположном конце, подальше от Елизаветы.
– Он обещал барана зарезать, вот его и используй, – обернувшись у калитки заметила Елизавета.
Через полчаса, как из ничего материализовался Павло.
– Привет, Федь, ты уже встал? Я тут с тобой покурю, ничего?
– Да ничего. Ты чего? От Лизаветы никак бегаешь? Она вроде к вам собиралась?
– Боюсь я её, Федь! Как посмотрит, аш мороз по коже. Хочется куда, всё равно куда спрятаться. Как ты только с ней жить можешь? Хотя, ты вон какой здоровый, тебе наверное ничего… .
– Ты обещал барана зарезать.
– Это я сейчас, – засуетился Павло, – это я в момент!
Гости стали собираться, как и водилось часам к девяти, как смеркаться начало. На сковородах уже шкворчало жарево, стол заполнили закуски. Каждый гость приносил свою самогонку – традиция. Да и у хозяйки, Марии Ивановны, пара трёхлитровок припасено. Покашливая в предвкушении, вполголоса переговариваясь, рассаживались гости. Провожать пришли человек пятнадцать. Павло, как всегда занял место подальше от Елизаветы. Гулянка пошла своим чередом. Пили за гостей, пили за хозяев, за мир, за войну.
– Вот
– Я уже спрашивал и никак не пойму, что тебя смущает? – Фёдор аккуратно положил вилку, – или в независимой Украине тебе, да и всем вам жилось больно сладко? Или украинский язык тебе дорог, что на русском ты и читать не сможешь. Или телевизор смотреть?
– Не то! На том украинском, что у нас был, только в Киеве что-то понять и могли. В каждой области свой язык образовался. Я о том, что бандеровцы и ОУНовцы не успокоятся. Кроме этого, их много народа поддерживает, а ещё больше боится. Боюсь, много крови прольётся. После отечественной войны даже к нам наци забредали, а на Львовщине, так только в городах советская власть была.
– А ты думаешь – почему мы отсюда уезжаем? Мы последнее время все от чего – то бегаем. То от войны, то теперь от погромов. Согласен с тобой – всё возможно! А как жили, лучше? Все же в развале лежит! Скоро вообще бы сохой пахать начали!
Часам к двум ночи начали «спивать». Женщины затянули песни, мужчины подхватили. А, около трёх, когда веселье пошло на спад, дверь открылась, и в дом вошли вооружённые люди.
– Спиваете украинские песни, а привечаете москалей? – один из вошедших показал пальцем на Фёдора.
– Степан, ты что! – Мария Ивановна поднялась с табуретки у края стола, – какой же он москаль, вы же вместе росли!
– Ты права, он хуже. Он свою родину и душу москалям продал. – Степан махнул пистолетом, – пошли, хватит болтать!
– Ни куда он не пойдёт, – мать Фёдора шагнула к налётчикам. Один из них выпустил короткую очередь прямо в грудь старушки. Все гости отпрянули к стенам, одна из женщин завизжала.
– А ну тихо! – Степан выстрелил в потолок, – всем заткнуться!
Фёдора вывели на улицу.
– Ну, что друг-приятель? Тебя сразу хлопнуть, аль погодя? – Степан, куражась и поигрывая пистолетом подошел вплотную.
– Хватит Степан, нам некогда, – к ним подошел человек в камуфляже. – Нам некогда здесь задерживаться. Демонстрацию решительности и намерений мы провели, заложника взяли. И хорош! Связать ему руки и в дорогу. Нам затемно надо выйти. Дорога дальняя.
На окраине группу ждал микроавтобус – каким-то чудом уцелевший РАФик.
– Василь, к чему нам эта скотина, – Степан дёрнул за рукав старшего, – давай здесь его положим, на кой он нам?
– Пусть поездит, заложник не помешает. Кончим его, когда к своим доберёмся.
– Всем же гарантировали проход на Запад Украины свободный, зачем же нам лишняя обуза.
– Ты бы выпустил врагов? Отпустил бы их на все четыре стороны? То-то! Лишняя гарантия не повредит. Баб они может и отпустят, а боевиков, солдат – сомневаюсь! Всё! Хватит пререкаться, нам надо к Любару к семи часам быть.
РАФик на удивление плавно и споро покатил по дороге.
Близ небольшого городка Чёрный Остров разворачивалась пограничная часть. На пустыре ставили палатки, устанавливали и стационарные здания. Работа шла споро. Чувствовался опыт строителей. Подходили отряды украинский добровольцев, неподалёку располагался украинский пехотный батальон. В командирском вагончике собралось руководство пограничников, добровольцев, армейское начальство. Моложавый, но совершенно седой майор с зелёными петлицами открыл совещание.