Перелом
Шрифт:
— Рэндольф должен заставить присяжных понять это. В этом состоит суть дела. Не надо забывать, что Рэндольф еще не представил свои доводы. Должны выступить эксперты с твоей стороны, которые скажут примерно то же, что сейчас сказал я.
Крэг набрал полную грудь воздуха и громко выдохнул.
— Ты прав. Я не должен сдаваться, но уже завтра мне придется давать показания.
— А мне кажется, что ты должен ждать этого момента с нетерпением, — сказал Джек. — Ты лучше всех остальных знаешь, что произошло и когда.
— Я это прекрасно понимаю, — ответил Крэг. — Но я настолько презираю Тони Фазано, что мне трудно сохранять
— Считай, что это была тренировка, — сказал Джек. — И учти, что на предварительные показания ушло два дня. Судья не потерпит затяжки. Он хочет, чтобы процесс закончился не позднее пятницы.
— Дело в том, что я не доверяю самому себе, и в этом — корень зла, — сказал Крэг. — Единственная положительная сторона этого треклятого процесса состоит в том, что он позволил мне увидеть себя в кривом зеркале. Тони Фазано удалось выставить меня высокомерным только потому, что я действительно страдаю высокомерием. Я понимаю, что говорить так нельзя, но я на самом деле самый лучший врач из всех известных мне медиков. И это неоднократно подтверждалось. Я всегда был одним из лучших студентов (если не самым лучшим) и привык к похвалам так, как наркоман привыкает к зелью. Я хочу слышать только хвалебные речи, и именно поэтому все, что я выслушиваю в ходе судебного заседания, представляется мне унизительным и приводит в ярость.
После этого эмоционального взрыва Крэг погрузился в молчание, а изумленные Алексис и Джек притихли. Подошел официант и убрал со стола грязную посуду. Брат и сестра, обменявшись короткими взглядами, снова уставились на Крэга.
— Да скажите вы хоть что-нибудь! — простонал Крэг.
Алексис беспомощно развела руками, покачала головой и произнесла:
— Я не знаю, что сказать и как реагировать — как жена или как профессионал.
— Попытайся как профессионал. Мне необходима реальная оценка. Я ведь сейчас в свободном падении. И знаете почему? Если нет, то я вам отвечу. Когда учился в колледже и натирал от усердия мозоли на заднице, то думал, что, поступив на медицинский факультет, обрету свободу. Но факультет также высасывал из меня все силы, и я с нетерпением ждал, когда стану интерном в больнице. Интернатура тоже не была медом, но совсем близко, буквально за углом, меня уже ожидала практика. И когда я начал работать, реальность наконец обрушилась на меня во всей своей красе. Мне пришлось иметь дело со страховыми компаниями, государственными программами медицинской помощи и прочей ерундой.
Джек посмотрел на Алексис и понял, что она лихорадочно обдумывает ответ на это неожиданное откровение. Он надеялся, что сестра найдет нужные слова — у него самого никаких идей не было. Монолог Крэга поверг его в шок. Психология никогда не была коньком Джека, и было время, когда он сам с трудом удерживался на плаву.
— Ты провел очень яркий самоанализ, — начала Алексис.
— Я не хочу принимать утешительные пилюли! — выпалил Крэг. —
— Ты неправильно меня понял. Я просто потрясена. Нет, правда! Ты хочешь сказать, что твоя романтическая натура страдала и испытывала разочарование каждый раз, когда ты видел, что реальность противоречит твоим идеализированным представлениям. Каждый раз, когда ты ставил себе цель, финал оказывался вовсе не таким, каким ты его себе представлял. Это очень трагично.
Крэг плотно сжал губы и нахмурил лоб. После довольно длительной паузы он сказал:
— В твоих словах действительно есть смысл. Но мне кажется, что это слишком заумный способ выражения простой мысли — все идет не так. Впрочем, я никогда не был силен в лексиконе психологов.
— Тебе пришлось преодолевать конфликты, и это давалось тебе нелегко.
— Неужели? — с издевкой произнес Крэг.
— Не становись в позу, — одернула его Алексис. — Ведь ты сам просил профессионального разговора.
— Ты права! Прости! Расскажи мне о конфликтах.
— Самым простым мне представляется конфликт между клинической и исследовательской медициной. В прошлом это вызывало у тебя некоторое напряжение, поскольку ты хотел целиком посвятить себя каждому из этих направлений, но тебе удавалось поддерживать равновесие. Более серьезным был конфликт между медицинской практикой и семейными обязанностями. Это порождало у тебя сильное внутреннее беспокойство.
Крэг внимательно посмотрел на Алексис, но ничего не сказал.
— Я, по понятным причинам, не могу быть до конца объективной, — продолжала Алексис. — И поэтому мне хотелось бы, чтобы ты попытался разобраться со своими внутренними противоречиями с помощью другого профессионала.
— Терпеть не могу обращаться за помощью, — ответил Крэг.
— Знаю, — сказала Алексис, — но даже это говорит о том, что тебе было бы небесполезно в себе разобраться. Ты что-нибудь добавишь? — спросила Алексис, обращаясь к брату.
— Нет, — покачал головой Джек. — Это сфера, в которой я ничего не смыслю.
На самом деле он думал о том, что ему тоже приходится сражаться с собственными противоречиям. Он постоянно сомневался, стоит ли создавать новую семью с Лори. Этот конфликт должен был разрешиться в пятницу. Много лет он твердил «нет», считая, что не заслужил счастья и что вторая семья принизит значение первой. С течением времени эти сомнения сменились опасением за дальнейшую судьбу Лори. Джек боялся, что, выйдя за него замуж, она подвергнет себя смертельному риску.
Тем временем тон беседы стал более непринужденным, и Джек воспользовался ситуацией, чтобы позвонить. Он извинился, вышел из кафе и набрал номер Нью-Йоркского управления судмедэкспертизы. Он хотел оставить сообщение секретарше Келвина, думая, что ее шеф отправился на ленч. Но все вышло наоборот. Секретарша ушла перекусить, а Келвин остался в офисе.
— Где вы запропастились? — зарычал он в трубку. — И когда намерены вернуться?
— Здесь все довольно скверно, — ответил Джек и отвел трубку от уха, чтобы не выслушивать обвинений в безответственности. Лишь услышав слова «чем вы там занимаетесь?», он приложил трубку к уху и рассказал о возможной аутопсии, не забыв сообщить боссу, что познакомился с главой Бостонского управления судмедэкспертизы доктором Кевином Карсоном.
— Неужели! Как поживает этот старый южанин? — спросил Келвин.